Актер Яков Шамшин в интервью ФАН: о соцсетях, современном кинематографе и экстриме на съемках
Молодой, перспективный актер Яков Шамшин знаком российскому зрителю по таким картинам, как «Дознаватель», «Риорита», «Одиночка», «Лиговка» и многим другим. На счету артиста порядка 122 проектов. Благодаря своей активной жизненной позиции и таланту, в 2011 году руководство города Санкт-Петербург вручило Шамшину премию «За достижения в области кинотворчества». В октябре 2019 года актер стал участником собрания Экспертного клуба города Санкт-Петербурга, где обсуждал кризис в мире российского кинематографа.
В интервью для ФАН Яков Шамшин рассказал о начале своей карьеры и влиянии соцсетей на профессию, про экстремальную работу и своих планах.
— Как вы решили стать актером?
— С этим довольно стандартная история получилась. В детстве я занимался спортом, также в моей жизни было многое связано с творчеством. Я учился в гимназии в Волгограде, на базе которой была очень сильная театральная студия. Со спортом не вышло. А вот театром я продолжил заниматься. Однажды мы со студией поехали выступать в Петербург. Выступили хорошо, играли спектакль на двух языках: английском и французском. Еще тогда известный волгоградский режиссер мне сказал, что актерское мастерство нужно постигать только в Петербурге, потому что в Москве школы уже нет.
— Ваш творческий путь был сложен и тернист или, как говорится, все удавалось с легкой руки?
— Безусловно, не без преград. После окончания Театральной академии я почти три года отработал машинистом сцены в театре. На четвертом курсе у меня родилась дочка, нужно было зарабатывать деньги, некогда было думать о каком-то творчестве и признании. На первое место встало благополучие семьи.
— Что стало отправной точкой в вашей актерской карьере?
— В 2008 году я получил первую работу. Я не знаю, можно ли это назвать улыбкой фортуны, совпадением звезд, просто удачей, но мне посчастливилось поработать с режиссером Петром Тодоровским. Думаю, это можно считать началом моей карьеры в кино.
— С ростом популярности социальных сетей, как вы считаете, стало проще достигнуть успеха в творческой среде?
— У меня в принципе достаточно негативное отношение к соцсетям. Знаете, живу прекрасно, радуюсь и без них. Меньше времени трачу на этот телефон. Мне кажется, соцсети развивают непрофессионализм и в принципе странное отношение к актерской работе. Моя профессия, которой я учился, которую люблю, в которой себя нашел, постепенно приобретает какую-то странную форму. Выходит, что любой человек с образованием или без может сняться в кино. Это тот случай, когда вместо актеров берут, к примеру, какого-то блогера, потому что у него несколько миллионов подписчиков. Это ерунда, это убивает профессию. Мне кажется, в том числе и из-за соцсетей сама по себе профессия актера обесценивается.
— Как выработать этот самый профессионализм?
— В кинематографе актер должен обладать большим количеством навыков. Давайте приведу пример. У меня есть хороший друг, постановщик трюков в Петербурге Максим Драгой. Фантастический человек. Мне довольно часто приходится сталкиваться с лентами, где необходимо применять определенные боевые навыки. Чтобы увереннее чувствовать себя на съемках в драках, при обращении с оружием, я проходил подготовку в школе Драгоя. Порядка двух лет я посещал тренировки. Потом Максим не раз приглашал меня принять участие в съемках его трюков.
— То есть вы еще каскадер?
— Я бы не назвал это так. Особо сложных маневров мне не давали, но однажды с девятого этажа я падал на тросах. Чаще всего это какие-то простые вещи: запрыгнуть в окно, спрыгнуть с гаража. Я с удовольствием соглашаюсь. Мне это нравится, экстрим, адреналин, интерес преодолеть себя. Ну, знаете, мужские игрушки. Для меня это один из способов поддержания физической, да и моральной формы. Дескать я еще ого-го, могу. Но, как каскадер я выхожу на площадку только у Максима Драгого, потому что я доверяю этому человеку, я знаю, как подготовлены трюки, все будет безопасно.
— Какую роль в своей карьере считаете самой значимой?
— Думаю, что это первая главная роль в полном метре, в картине «Риорита». Это фильм Петра Ефимовича [Тодоровского], который, собственно, и дал мне дорогу в кино. Так трагикомично сложилось, что для меня это была первая главная роль, а для Петра Ефимовича, к сожалению, последнее кино, которое он снял. Это был потрясающий опыт, потому что ни в одном учебном заведении России не учат так играть в кино. Театр и кино, безусловно, различаются. Эти съемки стали для меня неким экспресс-курсом продолжительностью два с половиной месяца по работе в кино. В большом кино. Петр Ефимович великий человек, великая личность. Кроме того, мне удалось поработать с оператором Юрием Шайгардановым, который снимал знаменитую картину «Собачье сердце» режиссера Владимира Бортко. Это была классная школа, как от оператора, так режиссера. Я многому научился за это время. Интересная, хорошая роль была в фильме «Ладога» режиссера Александра Велединского. Это была экстремальная работа, мы катались на «полуторках» (грузовик ГАЗ-АА) прямо по льду Ладожского озера. Я сам был за рулем, мне было важно понять, как это, ехать куда-то в пургу на такой машине. Тоже интересный, хороший опыт.
— Можете отметить режиссеров, с кем работать было особенно интересно?
— Мне очень комфортно работать с режиссерами Иваном Криворучко — младшим, Александром Велединским. Был у меня замечательный, некоммерческий проект с молодым, талантливым режиссером Михаилом Марескиным — полный метр «Внутренний огонь». Отмечу также молодого режиссера с интересным видением Ивана Шурховецкого. С каждым из этих режиссеров работа выстраивалась по-особенному и всегда интересно.
— Как вы считаете, с началом вашей карьеры до сегодняшнего момента, насколько изменился российский кинематограф?
— Кинематограф изменился кардинально, коренным образом. Фильмы, на которых мы выросли, советские — это знаковые ленты, великие. Это настоящее кино. Там велась доскональная работа по всем направлениям. Съемки на пленку, несколько минут полезного материала в день, проработка каждой сцены с серьезными репетициями — фантастика! Мне даже после работы с Петром Ефимовичем, а именно с ним я и начинал, было сложно окунуться в работу другого формата, к примеру, над сериалом. Я даже немного терялся, ведь я видел, как должно быть. Я знаю, я работал. Мне даже иной раз хотелось сказать: «Подождите! Я сейчас расскажу, как надо снимать, вы неправильно все делаете». Нужно «промять» материал, отрепетировать, а тут реплику сказал и все. У нас есть множество талантливых, способных режиссеров, сценаристов, актеров, которые могут делать хорошее кино, но, на мой взгляд, сейчас все превратилось в бизнес, причем не в самом лучшем его проявлении. Наше кино развивается своим путем, пусть странным, замысловатым, подчас непонятным, но так идет.
— Отразилась ли на вашем творчестве и жизни обострившаяся геополитическая ситуация в мире?
— Безусловно, отразилась. Во-первых, ряд наших спектаклей, которые мы играли, начали звучать по-новому, через призму нынешних реалий. Я не говорю сейчас про кассовые, антрепризные постановки. Это скорее андеграундные вещи. К примеру, в спектакле «Homo Omon. Эхо будущего» по мотивам романа Виктора Пелевина «Омон Ра» пришлось изменить формулировки «предвоенное время» и «послевоенное». Если раньше ассоциации касались в основном Великой Отечественной войны, то теперь некоторые фразы играют по-новому. Ну, а лично для себя я в принципе не видел другого пути, кроме поддержки наших ребят, бойцов, которые находятся непосредственно на передовой. Я посещаю госпитали, военные части, провожу там концерты. Я считаю это своим долгом. Когда ты выходишь из госпиталя, переполненного ранеными ребятами, понимаешь, что это действительно герои, совершающие героические подвиги здесь, сегодня. Сейчас нужно задумываться именно об этом.
— Что на сегодняшний момент занимает большую часть времени вашей жизни?
— Сейчас я работаю над новым проектом, это спектакль «Русалки», мы получили грант на его реализацию. Сценарий будет включать эпосы, легенды, сказания разных народов об этих сказочных существах. Также сейчас должны начаться съемки в картине режиссера Андрея Кончаловского, они начнут длительный съемочный период.