Дмитрий Быков // «Собеседник», №12, 31 марта — 6 апреля 2021 года
рубрика «Приговор от Быкова»
Год вируса
Год назад Россия ввела локдаун, и значительная часть ограничений не снята до сих пор.
Год вируса
Год назад Россия ввела локдаун, и значительная часть ограничений не снята до сих пор.
Проявилась та же закономерность, что и в любом российском историческом опыте; сформулировал её когда-то ещё Солженицын: «Даже самые ёмкие из нас способны объять лишь ту часть правды, в которую ткнулись собственным рылом». Если посадили не тебя, а соседа — может, и не было никаких репрессий. Если ты лично процветал в девяностые, то девяностые были отличным временем. Если ты и родня не переболели, то и нет никакого ковида, всё это способ надавить на Европу или Китай, закрыть границы и т.д. (а вакцинирование — вообще чипирование; и кто-то верит, как ни странно).
Переболевшие получили горький новый опыт, стали внимательнее относиться к чужим проблемам и собственным симптомам, уважают медиков, вообще вспомнили, что жизнь и смерть — не шутки и что многие надуманные проблемы на фоне реальной тяжёлой болезни перестают существовать. Те, кто потерял родственников, научились ценить любые проявления милосердия и заботы. Те, кто работал волонтером, с радостью убедились, что среди всеобщего растления ещё возможно быть людьми, и это гораздо приятней, чем сплачиваться в ненависти. Многим пандемия, как война, вернула нормальную этику — правила взаимопомощи, а не доминирования, солидарности, а не науськивания.
Однако те, кого пандемия не затронула никак, на неё и не отреагировали. То есть понятно, что многие освоили Zoom, оценили преимущества заочного обучения, многим вообще стало труднее, чем прежде, отрываться от дивана… Все вещи, которые пандемия отменила — заграница, театры, концерты, рестораны, дружеское общение,— интересны сравнительно небольшой части россиян, ибо три четверти населения никогда не имели загранпаспорта, а четверть не бывали в театре. Думаю, и в рестораны ходят не более трети. Так что никакого влияния на общество — ни нравственного, ни социального — вирус не оказал вовсе. Если не считать тех двух миллионов, которые переболели, и их родственников. И отсюда печальный вывод: осуществить в России какие-либо перемены можно будет лишь тогда, когда текущие её проблемы коснутся как минимум половины населения. Однако живёт это население так, что ухудшать его положение особенно в общем и некуда.
Так что вся надежда на иммунитет — переболевшие агрессивным путинизмом в острой форме его, как видим, тоже получают и даже начинают что-то понимать. Но ведь им болеют те же два миллиона, а остальным просто плевать на всё. Это тоже лечится, конечно, но катастрофой такого масштаба, что поневоле задумаешься — стоит ли исцеляться такой ценой.
Переболевшие получили горький новый опыт, стали внимательнее относиться к чужим проблемам и собственным симптомам, уважают медиков, вообще вспомнили, что жизнь и смерть — не шутки и что многие надуманные проблемы на фоне реальной тяжёлой болезни перестают существовать. Те, кто потерял родственников, научились ценить любые проявления милосердия и заботы. Те, кто работал волонтером, с радостью убедились, что среди всеобщего растления ещё возможно быть людьми, и это гораздо приятней, чем сплачиваться в ненависти. Многим пандемия, как война, вернула нормальную этику — правила взаимопомощи, а не доминирования, солидарности, а не науськивания.
Однако те, кого пандемия не затронула никак, на неё и не отреагировали. То есть понятно, что многие освоили Zoom, оценили преимущества заочного обучения, многим вообще стало труднее, чем прежде, отрываться от дивана… Все вещи, которые пандемия отменила — заграница, театры, концерты, рестораны, дружеское общение,— интересны сравнительно небольшой части россиян, ибо три четверти населения никогда не имели загранпаспорта, а четверть не бывали в театре. Думаю, и в рестораны ходят не более трети. Так что никакого влияния на общество — ни нравственного, ни социального — вирус не оказал вовсе. Если не считать тех двух миллионов, которые переболели, и их родственников. И отсюда печальный вывод: осуществить в России какие-либо перемены можно будет лишь тогда, когда текущие её проблемы коснутся как минимум половины населения. Однако живёт это население так, что ухудшать его положение особенно в общем и некуда.
Так что вся надежда на иммунитет — переболевшие агрессивным путинизмом в острой форме его, как видим, тоже получают и даже начинают что-то понимать. Но ведь им болеют те же два миллиона, а остальным просто плевать на всё. Это тоже лечится, конечно, но катастрофой такого масштаба, что поневоле задумаешься — стоит ли исцеляться такой ценой.