Вступительное слово Дмитрия Быкова в книге Ирины Лукьяновой «Экспресс-курс по русской литературе»

Ирина Лукьянова «Экспресс-курс по русской литературе. Всё самое важное: XII–XIX вв.» / серия: Звезда лекций // Москва: «АСТ» (редакция «Межиздат»), 2021, твёрдый переплёт, 304 стр., ISBN 978-5-17-116487-4




Вступительное слово

Ирина Лукьянова — известный поэт, прозаик и филолог, но я всегда был лишён возможности хвалить её публично, поскольку двадцать лет мы прожили в браке и воспитали двух детей. Зато все синяки и шишки, которые навлекало родство со мной, сыпались на неё исправно, и защитить её от этого я никак не мог.

Тем не менее теперь Лукьянова сделала вещь настолько значительную, что никакая моя пристрастность не сможет её преувеличить: она написала первый внеидеологический курс русской литературы, курс, в котором прослеживаются не превращения формаций, не смена литературных школ, а то, что Елена Стишова называет самодвижением. Возникновение новых жанров, отмеченные формалистами чередования мейнстримных и маргинальных литературных форм, взаимное обогащение театра и поэзии, взаимные влияния церковной и светской традиций — всё рассмотрено в едином потоке времени, в тесной связи с историей, но без того угрюмого социального детерминизма, от которого мы столько натерпелись в советские годы. История русской литературы, рассмотренная вне вечного конфликта западников и славянофилов (его искусственность была провидчески описана ещё Гоголем в «Выбранных местах»), давно была насущно необходима не только учителю, но прежде всего вдумчивому ученику. Литература есть эволюция — недаром Тынянов постоянно подчёркивал её динамическую, вечно неустойчивую природу. Учебник Лукьяновой — а эта книга станет популярным и живо обсуждаемым учебным пособием,— впервые за многие годы рассматривает историю русской литературы как целостный процесс, и хотя у нас есть, например, прекрасные учебники Игоря Сухих — Лукьянова впервые отважилась рассмотреть не золотой и серебряный века, а десять веков отечественной словесности. Оказалось, что проблемы, которые волновали её, за эти десять веков никуда не делись. Поставить рядом с этой книгой, необыкновенно внятной и компактной, можно только трёхтомник Александра Янова «Россия и Европа». Но Янов рассматривает именно историю «русской идеи» — Лукьянова же развивает тезис о том, что русская литература и есть наша подлинная национальная идея, и она не нуждается ни в каких искусственно раздуваемых милитаристских культах.

Эта книга вместила огромное количество информации, но любой школьник легко её усвоит, поскольку изложена она системно, с той единственной точки зрения, которая вообще приемлема для истории литературы: развитие формы, её усложнение, постепенное умножение функций художественного текста, превращение литературы в единственное подлинное зеркало национальной жизни. При этом Лукьянова рассматривает русскую литературу в общеевропейском контексте, отмечая параллели, отставания, опережения, взаимные влияния и переклички. Рискну сказать, что традиционно пробегаемые и пролистываемые периоды — первые пятьсот лет русского литературного развития — у неё изложены особенно увлекательно, а литературная борьба XVIII века, когда всё только закладывается,— выписана с подлинным драматургическим мастерством. Я узнаю здесь школу Новосибирского университета, традиционно внимательного к фольклору и житиям, и вспоминаю атмосферу новосибирских научных чтений, куда стремились филологи со всей страны. Глубокая погружённость в религиозную жизнь и атмосферу богословских дискуссий тоже сослужила Лукьяновой отличную службу — как и участие в фольклорных экспедициях, необходимый этап воспитания филолога. В общем, эта книга — результат тридцати лет жизни в литературе, но при этом в ней ощущается тот же детский восторг перед чудом художественного дара, который автор испытал при чтении первых дошкольных книжек. Я прочёл эту книгу с самым живым интересом, временами привычно полемизируя с Лукьяновой (как тут не вспомнить любимое — «После длинного ряда таких и подобных столкновений случайно родилось дитя»), но ни секунды не скучая и постоянно восхищаясь тем, что ничто из главного, действительно существенного, не забыто. Печалит меня одно — что эта книга, возможно, заслонит собственные лукьяновские стихи и прозу, которые я люблю гораздо больше всех её научных изысканий. Товарищи! Она прекрасно знает чужое, но гораздо лучше пишет своё.

Дмитрий Быков