Колбаса как «яйца Фаберже». В магазин ходим вместо музея: смотреть можно, купить сложно
В «Магните у дома» вяленая колбаса по 1800 рублей за кило появилась где-то с месяц назад. Для покупателей из окрестного жилмассива – пенсионеров и многодетных семей на пособиях, чудо чудное.
Проходя мимо, народ задерживает взгляд, но руками брать побаивается, осторожничает. На всякий случай.
В этот сравнительно небольшой магазинчик внутри старого квартала народ привык ходить за «бюджеткой», которая в последнее время стала серьёзно «кусаться», а вот колбаса с таким ценником на прилавке оказалась впервые.
Непонятно о чём думал товаровед, заказывая сюда деликатесы, поскольку именно товароведы формируют ассортимент каждого магазина сети, в зависимости от контингента.
Он в этом районе состоит в основном из малоимущих, нуждающихся и «временно не работающих» граждан, живущих по принципу: «с утра выпил, и весь день свободен».
Сам факт наличия в маленьком магазине колбасы по астрономической для рядового россиянина цене, выглядел лишним напоминанием о том, что «кесарю кесарево, а слесарю – слесарево».
Именно в этом смысле высказалась пожилая покупательница, благодаря которой мы и обратили внимание на ситуацию, и с которой мы заговорили у витрины.
«Они там вообще сдурели. Кто её покупать-то будет, да пусть она тут засохнет, к *** бабушке. Пельмени вон «моя цена», были сто девять, стали почти сто сорок. Про рыбу вообще забыли.
Большая пачка более-менее приличного майонеза больше двухсот рублей, бутылка растительного масла уже сто десять, салат не из чего сделать.
Пряники, которые съедобные, к тремстам за кило подбираются. А чай! А кофе! С ума вообще посходили.
У меня пенсия до пятнадцати не дотягивает. Чай с леденцами, чтобы дольше сладость во рту была, утром каша, вечером каша, остальное за квартплату.
Уже ходим в магазин вместо музея».
Состояние крайнего эмоционального напряжения у нашей собеседницы проявлялось в виде «непереводимой игры слов, с использованием местных идиоматических выражений», которыми она экспрессивно дополняла свою речь.
А пельмени «Моя цена», кстати, являются одним из самых пока ещё дешёвых, и потому очень востребованных продуктов в сети «Магнит», несмотря на сомнительную по качеству начинку.
Цены такого уровня, как на упомянутый выше мясной деликатес, производят на простых людей гораздо большее впечатление, чем цена яиц Фаберже на олигархов.
Наш человек на генетическом уровне не готов покупать такую колбасу, потому что мысль о её стоимости не позволит мозгу дать команду на её измельчение путём жевания.
А вот богачи к тратам относятся гораздо проще. Вряд ли нефтяной магнат Виктор Вексельберг испытывал стресс, покупая коллекцию яиц Фаберже.
Район, о котором мы рассказываем, неблагополучный. Такие есть в каждом городе. Строился он в 1950-х, как фабричный – в основном двухэтажки на два подъезда.
Когда-то этому жилью были рады новосёлы – рабочие текстильной фабрики. В 90-е она закрылась, район захирел. Кто смог, переехал в другие места, поприличнее.
Кто не смог, остался здесь. Это и старики, и молодёжь, которой в большинстве случаев квартиры достались по наследству, и у которых доплатить, чтобы поменяться на другое жильё, нет денег.
Сейчас дома стоят обшарпанные, с ветхими сорванными дверями на «парадных», с рассохшимися, кое-где даже битыми деревянными окнами, откуда периодически раздаются характерные звуки привычных для этих мест застолий.
Мы завернули в описываемый магазинчик случайно, купить минералки. Перед нами стояла юная пара, и как мы поняли, ребята выбирали лимонад для какого-то случая.
«Колы» и «фанты» по известным причинам в продаже не было, из наших стояла только дорогая «Черноголовка» и совсем дешёвые газированные напитки с красителями и ароматизаторами, что очевидно не устраивало молодёжь.
Тогда они взяли полуторалитровую бутылку чего-то, судя по яркой этикетке – с апельсиновым соком, которая почему-то при столь бедном ассортименте была поставлена сотрудниками магазина на нижний стеллаж, и что интересно – без ценника.
К кассе парень и девушка подошли перед нами. Кассир провел штрих-кодом по сканеру и объявил – сто сорок девять рублей. От такого опешили не только покупатели лимонада, но и мы тоже.
Молодые сказали, что брать его не будут, и добавили, что на стеллаже нет ценника, после чего кассирша засуетилась, стала говорить, что ценник был, и что их тут мало, и они не успевают.
В общем, она заученно выдала всё то, что обычно говорят продавцы в случаях, когда специально не вешают ценники, чтобы «спихнуть» дорогой товар зазевавшемуся или подвыпившему мужчине, который после получки в массе покупок может и не заметить неадекватной цены на обычный лимонад.
Вообще-то, когда видишь и слышишь всё это, складывается ощущение попадания в старый мир, когда бедняки могли лишь рассматривать витрины богатых магазинов, да и то на расстоянии, а дети посмотреть, к примеру, новогоднюю ёлку, только через окно богатого дома.
Этот старый мир не выдумка, и его не придумали большевики, или кто-то ещё.
Его превосходно и в мельчайших подробностях описали русские классики в своих произведениях. Он есть в нашей исторической и культурной памяти.
Тогда тоже было чрезвычайно модно в среде правящего класса и интеллигенции рассуждать о пособиях, благотворительности, и даже о необходимости реформ.
«Реформы» тогда всё-таки произошли. В 1917 году. Но не благодаря, а вопреки.
Сегодня очень похоже, что старый мир снова с нами. Точнее, против нас.