Дмитрий Быков (комментарии) // «Facebook», 22 июля 2021 года
Григорий Аросев («Facebook», 22.07.2021):
Первому утешаться нечем. Новый роман Быкова
В послесловии к одной из предыдущих книг Дмитрий Львович Быков — от себя — написал, что был необычайно счастлив, сочиняя её. Сразу скажу, что в отношении «Истребителя» необычайно счастлив был уже я — когда читал этот роман.
Этой книгой Быков завершил И-трилогию — «Икс», «Июнь», «Истребитель» (после О-трилогии — «Оправдание», «Орфография», «Остромов, или Ученик чародея») и обещал в предисловии, что с советской темой он — по крайней мере, на данный момент — для себя (ergo для своих читателей) разобрался. От этого заявления чувства двоякие, потому что, с одной стороны, Быков посвятил советской истории уже пару тысяч страниц только в прозе, и уже вполне можно переключиться на что-то ещё — и это хорошо. С другой стороны, жаль, потому что о первой половине 20-го века Быков может рассказать как мало кто другой — с полным знанием матчасти, без ненависти и пиетета, но и современным языком, интересно и, простите за банальность, умно.
В «Истребителе» Быков раскрывает тему смысла существования советского государства на примере лётчиков-первопроходцев — Чкалова и других, формальности ради переименованных; к примеру, Чкалов у Быкова — Волчак, остальные угадываются так же легко. Быков подчёркивает ясно и недвусмысленно: лётчикам (и даже полярникам, о которых также идёт речь) на земле не место, им там плохо и неуютно, их место — там, где до них никто не бывал, и если бы была возможность там, наверху, остаться, и при этом продолжать жить, никто из них бы не сомневался в выборе. И так как им на земле не место, то и конец каждого из них предопределён. Быков, конечно, пишет именно роман о лётчиках, даже, может, поэму, но базируется он в любом случае на их биографиях, и никому не приписывает такого конца, которого в реальности не было. Конкретные микропричины для ухода из жизни у каждого свои, но это уже частности, ключевое — их неуместность тут, где живём мы, все остальные. И невероятное сплетение частных судеб великих людей с общей судьбой колоссального государства, в те годы распускавшего педипальпы на весь мир, даёт понимание, в чём, по Быкову, был смысл существования СССР.
Лётчики из «Истребителя» — первые. Их немного, и они все забрались так высоко и далеко, что дальше и выше просто было некуда. А смириться с тем положением, в котором они в итоге оказались, не был готов почти никто из них.
В тексте много типичных для Быкова хитростей — и отсылки к сегодняшнему дню («Врачей начинают ценить после эпидемий»), и отсылки к уже написанным книгам («Земля опустела. Почему? Да мало ли, война, эпидемия, все вдруг попали под таинственный луч сумасшедшего профессора») и на тот момент ещё не написанным («Вот увидите, сейчас кто-нибудь пишет роман о Боге. — Или о чёрте»), и к текстам, которые появятся ну очень сильно потом («Добрый князь Тишины сделает большой шаг...» — БОЛЕЕ ПОЗДНЕЕ УТОЧНЕНИЕ: это намёк не на песню «Наутлиус Помпилиус», я не разобрался). Его герои даже предсказывают будущее («Лунный модуль... Я думаю, не будет лунного модуля. Может, в Штатах, а у нас нет»; «Вы Гагарина берегите, а то Гагарин тоже погибнет»).
Ну и лично от меня спасибо за лётчика по [переделанной] фамилии Канделаки и за «заслуженную писательницу... маленькую, круглую, совершенно глухую» по имени Маргарита Степанян.
Книга не идеальна: в неё очень сложно въезжать. Конечно, это обычная участь книг (и кино), но тут всё было прямо запредельно нелегко — слишком много персонажей, слишком много сюжетных линий, не всё на первый взгляд нужно, и пока всё в голове уложишь, пройдёт немало лет. Кроме того, автор здесь выступает от лица сверхдемиурга — он знает, что произошло буквально с каждым героем, и рассказывает нам почти всё (не буквально всё, но всякое умолчание имеет смысл).
А моё личное ощущение счастья связано с рассказами о сверхдальних или сверхвысоких полётах, а их в книге много — это её главная часть/части. Перелетая с героями то на запад, то на восток, то на север, читая, как они справляются с тем, что им выпадает в воздухе (именно в воздухе), я, повторю, ощущал огромное и совершенно необъяснимое счастье — наверное, сказались пять моих допандемийных лет, когда у меня было по сто перелётов в год, и по этому поводу у меня было много разных мыслей.
В целом же главную идею, которую Быков изложил в книге, он уже развивал — в стихотворении. Оно называется «Турнирная таблица», его можно сразу найти по названию и фамилии автора. Заканчивается стихотворение строчками: «Первому утешаться нечем. Он безутешен».
Sapienti sat.
из комментариев:
Дмитрий Львович Быков: Гриша, спасибо. Кстати, «Князь тишины» написан в двадцатые, это уж песня сильно позже.
Grigorii Arosev: Дмитрий Львович Быков да, тут я не разобрался с венгерским текстом. поправлю в посте. ещё раз спасибо.
<...>
Bella Zviagina: Я как раз сегодня закончила слушать — замечательный роман и прекрасно прочитан автором. Дмитрий Львович Быков, а можно я спрошу? Мне почудилась (среди прочих литературных аллюзий) очень тонкая, очень неявная — перекличка с — «Москва-ква-ква» Аксенова (при всех стилистических и прочих различиях) — это мне кажется? Перекличка — неточное слово, может быть, такой завуалированный привет (летчики, дети Цветаевой etc.) Нет?
Дмитрий Львович Быков: Белла Звягина скорее сходное ощущение эпохи. Я этот роман высоко ценю.
Bella Zviagina: Дмитрий Львович Быков Ваш роман, конечно, совершенно отдельный.
Первому утешаться нечем. Новый роман Быкова
В послесловии к одной из предыдущих книг Дмитрий Львович Быков — от себя — написал, что был необычайно счастлив, сочиняя её. Сразу скажу, что в отношении «Истребителя» необычайно счастлив был уже я — когда читал этот роман.
Этой книгой Быков завершил И-трилогию — «Икс», «Июнь», «Истребитель» (после О-трилогии — «Оправдание», «Орфография», «Остромов, или Ученик чародея») и обещал в предисловии, что с советской темой он — по крайней мере, на данный момент — для себя (ergo для своих читателей) разобрался. От этого заявления чувства двоякие, потому что, с одной стороны, Быков посвятил советской истории уже пару тысяч страниц только в прозе, и уже вполне можно переключиться на что-то ещё — и это хорошо. С другой стороны, жаль, потому что о первой половине 20-го века Быков может рассказать как мало кто другой — с полным знанием матчасти, без ненависти и пиетета, но и современным языком, интересно и, простите за банальность, умно.В «Истребителе» Быков раскрывает тему смысла существования советского государства на примере лётчиков-первопроходцев — Чкалова и других, формальности ради переименованных; к примеру, Чкалов у Быкова — Волчак, остальные угадываются так же легко. Быков подчёркивает ясно и недвусмысленно: лётчикам (и даже полярникам, о которых также идёт речь) на земле не место, им там плохо и неуютно, их место — там, где до них никто не бывал, и если бы была возможность там, наверху, остаться, и при этом продолжать жить, никто из них бы не сомневался в выборе. И так как им на земле не место, то и конец каждого из них предопределён. Быков, конечно, пишет именно роман о лётчиках, даже, может, поэму, но базируется он в любом случае на их биографиях, и никому не приписывает такого конца, которого в реальности не было. Конкретные микропричины для ухода из жизни у каждого свои, но это уже частности, ключевое — их неуместность тут, где живём мы, все остальные. И невероятное сплетение частных судеб великих людей с общей судьбой колоссального государства, в те годы распускавшего педипальпы на весь мир, даёт понимание, в чём, по Быкову, был смысл существования СССР.
Лётчики из «Истребителя» — первые. Их немного, и они все забрались так высоко и далеко, что дальше и выше просто было некуда. А смириться с тем положением, в котором они в итоге оказались, не был готов почти никто из них.
В тексте много типичных для Быкова хитростей — и отсылки к сегодняшнему дню («Врачей начинают ценить после эпидемий»), и отсылки к уже написанным книгам («Земля опустела. Почему? Да мало ли, война, эпидемия, все вдруг попали под таинственный луч сумасшедшего профессора») и на тот момент ещё не написанным («Вот увидите, сейчас кто-нибудь пишет роман о Боге. — Или о чёрте»), и к текстам, которые появятся ну очень сильно потом («Добрый князь Тишины сделает большой шаг...» — БОЛЕЕ ПОЗДНЕЕ УТОЧНЕНИЕ: это намёк не на песню «Наутлиус Помпилиус», я не разобрался). Его герои даже предсказывают будущее («Лунный модуль... Я думаю, не будет лунного модуля. Может, в Штатах, а у нас нет»; «Вы Гагарина берегите, а то Гагарин тоже погибнет»).
Ну и лично от меня спасибо за лётчика по [переделанной] фамилии Канделаки и за «заслуженную писательницу... маленькую, круглую, совершенно глухую» по имени Маргарита Степанян.
Книга не идеальна: в неё очень сложно въезжать. Конечно, это обычная участь книг (и кино), но тут всё было прямо запредельно нелегко — слишком много персонажей, слишком много сюжетных линий, не всё на первый взгляд нужно, и пока всё в голове уложишь, пройдёт немало лет. Кроме того, автор здесь выступает от лица сверхдемиурга — он знает, что произошло буквально с каждым героем, и рассказывает нам почти всё (не буквально всё, но всякое умолчание имеет смысл).
А моё личное ощущение счастья связано с рассказами о сверхдальних или сверхвысоких полётах, а их в книге много — это её главная часть/части. Перелетая с героями то на запад, то на восток, то на север, читая, как они справляются с тем, что им выпадает в воздухе (именно в воздухе), я, повторю, ощущал огромное и совершенно необъяснимое счастье — наверное, сказались пять моих допандемийных лет, когда у меня было по сто перелётов в год, и по этому поводу у меня было много разных мыслей.
В целом же главную идею, которую Быков изложил в книге, он уже развивал — в стихотворении. Оно называется «Турнирная таблица», его можно сразу найти по названию и фамилии автора. Заканчивается стихотворение строчками: «Первому утешаться нечем. Он безутешен».
Sapienti sat.
из комментариев:
Дмитрий Львович Быков: Гриша, спасибо. Кстати, «Князь тишины» написан в двадцатые, это уж песня сильно позже.
Grigorii Arosev: Дмитрий Львович Быков да, тут я не разобрался с венгерским текстом. поправлю в посте. ещё раз спасибо.
<...>
Bella Zviagina: Я как раз сегодня закончила слушать — замечательный роман и прекрасно прочитан автором. Дмитрий Львович Быков, а можно я спрошу? Мне почудилась (среди прочих литературных аллюзий) очень тонкая, очень неявная — перекличка с — «Москва-ква-ква» Аксенова (при всех стилистических и прочих различиях) — это мне кажется? Перекличка — неточное слово, может быть, такой завуалированный привет (летчики, дети Цветаевой etc.) Нет?
Дмитрий Львович Быков: Белла Звягина скорее сходное ощущение эпохи. Я этот роман высоко ценю.
Bella Zviagina: Дмитрий Львович Быков Ваш роман, конечно, совершенно отдельный.