Как Иран когда-то предсказал глобальную ошибку Горбачева

Фото из открытых источников Россия все больше сближается с Ираном – от решения проблем глобальной политики до сотрудничества в авиационной сфере – что вновь заставило обсуждать возможности российско-иранского стратегического союза. Тема эта относительно стара. А в сложившихся обстоятельствах и при нынешних государственных задачах русско-иранский союз выглядел бы естественно. Исламская Республика Иран едва ли не последовательней других современных держав пытается противостоять «правилам» и распорядкам, которые с большим или меньшим успехом стремятся навязать человечеству Соединенные Штаты и их союзники. После распада Советского Союза именно Тегеран чаще всего не давал Вашингтону зафиксировать «конец истории» и свою демо-великодержавность. При этом американским политикам и идеологам долгое время казалось, что с кем-кем, а с муллами из Персии они справятся легче, чем с коммунистами всех мастей и калибров. Ан нашла коса на камень. Ни сломить Исламскую республику, ни найти ключ к ее элите американцам так и не удалось. У нас порой воспринимают союз с Ираном как нечто не до конца серьезное. Подумаешь, еще одно крупное государство на Востоке, ни с ЕС, ни с Китаем по силе влияния не сравнить. Однако это не до конца так. Персия – из мощнейших цивилизационных центров, то набиравших, то терявших силу, но остававшихся в игре. И сегодня Тегеран не только столица Исламской Республики Иран, но и место притяжения фарсиязычного и шиитского мира. Богатейшая иранская культура и сам образ «вечного Ирана» могут оказаться сильнее армий и политических доктрин. Сближение России и Ирана как на уровне государственной политики, так и в пространстве идей и символов, исторического мифа – для Запада из числа экзистенциальных угроз, которые они там чувствуют и осознают даже на самом примитивном прагматическом уровне. А для России Иран – «родная» заграница. Таких стран и народов, «иных», но привычных, вошедших в наши сказки, песни и прибаутки, совсем немного. От персиянки-княжны, которую Стенька Разин бросает в набежавшую волну – до Тегеранской конференции, от растерзанного писателя-посла Грибоедова до попытки революции и Персидской Советской Республики, от «Трубы Гулль-муллы» и персидских путешествий Велимира Хлебникова до «Шаганэ» Сергея Есенина, никогда не пересекавшего ирано-азербайджанскую границу. Всё это родное, свое, навсегда укоренившееся в русской культуре. Но существует и еще один, полузабытый эпизод наших новейших отношений, который заставляет взглянуть на вероятное сближение России и Ирана с неожиданной для массового сознания стороны. Больше 30 лет тому назад именно революционный Иран оказался единственным государством мира, которое пыталось сместить откровенно прозападный акцент горбачевской политики, развернуть так называемую перестройку в совершенно иную, духовную и цивилизационную плоскость. В послании на имя Михаила Горбачёва, направленном 1 января 1989 года, в год десятилетия Иранской революции, духовный лидер Ирана аятолла Хомейни приветствовал свершившийся в СССР разворот от политики агрессивного безбожия и антирелигиозной пропаганды, но при этом настойчиво предупреждал: «Неправильные методы и ошибочные действия прежних коммунистических руководителей в сфере экономики могли привести к тому, что Вам явился цветущий сад Запада и заворожил Вас, но знайте, что истина не там. Если Вы пожелаете на этом этапе распутать только клубок экономических проблем социализма и коммунизма, обратившись с этой целью к очагам капитализма на Западе, то не только не излечите свое общество от недугов, но и придете к тому, что другие будут вынуждены исправлять Ваши ошибки, ибо если ныне марксизм зашел в тупик в своих экономических и социальных исканиях, то и западный мир погряз в тех же проблемах, только в другой форме и других сферах». Эти слова, которые звучат сегодня самоочевидной банальностью, были тогда и для советского руководства, и для образованной публики почти абсурдом. В каких таких проблемах погряз Запад? Запад казался «историческим победителем», источником, где можно черпать не только технические, но и принципиальные социальные, экономические и политические решения. Сегодня, когда мы знаем «итоги» прозападнической ориентации многих постсоветских стран, видим положение самого Запада, слова Хомейни выглядят почти пророчеством. «Я настоятельно призываю Вас, – писал он Горбачёву, – к тому, чтобы Вы, разрушая здание марксистских иллюзий, не оказались в плену Запада». Увы, тогда этот призыв пропал втуне. Теперь мы можем его услышать, но на дворе другие времена и другие вызовы. Конечно, в послании иранского лидера была и своя наивность. Как мыслитель, духовный и политический лидер, он надеялся убедить советское руководство, оказавшееся, с его точки зрения, на распутье, в непреходящей ценности, фундаментальности веры и традиции. В Иране письмо Горбачёву так и рассматривается до сих пор – как обращение к иноверцам с призывом опереться прежде всего на свою веру. Но для нас самое существенное, что аятолла был убежден: в союзе Ирана и России есть мощнейшая энергия противостояния западническому проекту. Послание Хомейни в Москву привезли специальные эмиссары вождя Ирана – Абдолла Джавади-Амоли, Мохаммад-Джавад Лариджани и Марзие Хадзичи Даббак. Двое мужчин и одна женщина (Хомейни стремился опровергнуть представления о «чисто мужском» характере исламской революции). Все трое были скорее учеными и общественными деятелями (Джавади-Амали – богослов, Лариджани – известный математик и логик, Хадзичи – героиня ирано-иракской войны и активистка женского движения), чем чистыми политиками. Они как бы должны были представить перед Горбачёвым образ современного на тот момент Ирана. Как вспоминал тогдашний министр иностранных дел СССР и будущий грузинский лидер Эдуард Шеварнадзе (сам ярый западник и прагматик, чью роль в развале нашей общей страны трудно переоценить), иранское послание привело Горбачёва в растерянность. Он, как и его окружение, не знали, что отвечать на аргументы этого рода. Генсек отделался общими словами в духе поздней советской риторики: «Несмотря на разные идеологии у нас могут быть партнерские отношения», ну и так далее. Особенно показательной была картинка встречи советского лидера с иранцами, которую показали советские телеканалы. Было видно, что это люди из разных миров и им очень непросто понять друг друга. За прошедшие 30 с лишним лет многое изменилось. Но как бы ни хотелось нашим противникам, Россия и Иран живы. А ориентация на Запад показала свою полную несостоятельность. И нам есть смысл вспомнить тот давний эпизод поздней советской истории – тем более, что не Горбачёв, а Хомейни оказался прав. Не только по смыслу, но и по самому подходу: Горбачёв реагировал на текущие вызовы, Хомейни говорил об основе. Конечно, цивилизации России и Ирана очень разные. Но только в диалоге, в стремлении и готовности понять и принять друг друга может выстраиваться тот многополярный мир, без которого у человечества нет будущего. Мир, существеннейшей частью которого остается наше общее евразийское время и пространство. Источник