Почему Маск не да Винчи. Касперская — о цифровом контроле и «клоуне» из США

Мир словно бы очарован цифровизацией. Такое ощущение, что человечество стоит на пороге прекрасного будущего, которое ­сулит нам счастье и ­комфорт.

Но, как мы хорошо помним, бесплатный сыр бывает только в мышеловке. О том, куда приведёт нас цифровой мир и могут ли в России отключить интернет, «АиФ» поговорил со специалистом в сфере информационных технологий, президентом ГК InfoWatch, ­председателем правления АРПП «Отечественный софт» ­Натальей ­Касперской.

Любая система уязвима

– Наталья Ивановна, со­временную реальность всё чаще сравнивают с романом Оруэлла «1984» и другими антиутопиями. Мы действительно движемся к обществу тотального контроля?

– Конечно, некоторым чиновникам нравится, что цифровизация повышает возможности контроля и безопасность. Например, по данным МВД, внедрение видеокамер в Москве резко уменьшило число квартирных краж и угонов автомобилей. Однако в то же время галопирующая тотальная цифровизация несёт риски полного контроля над личностью, ещё в середине XX в. частично описанные в знаменитых антиутопиях Оруэлла «1984» и Хаксли «О дивный новый мир». Авторы, правда, предполагали немного другие технологии по осуществлению массового контроля над населением, но современные средства гораздо изощрённее. Описанное в романе «1984», по сути, уже реализовано и по части всеобщей слежки, и по части промывания мозгов и переписывания истории. И мы движемся дальше.

– Какие риски и угрозы выделяете прежде всего?

– Эти риски затрагивают государство, общество и обычных граждан. Цифровизация нарушает частное простран­ство, фактически до его полного исчезновения. Гражданин везде оказывается «под колпаком». На улице, в транспорте, в торговых центрах, офисах и кафе на нас смотрят тысячи камер, способных распознавать лица. Это значит, что маршрут любого человека можно проследить. Если сюда добавить сбор данных граждан со стороны частных цифровых платформ: Яндекс, Гугл, Мэйл.ру, Сбер, их счётчиков, карт, поисковиков, кошельков и т. п., то слежка становится тотальной.

Кроме того, электронные системы государственных услуг собирают о нас большой объём информации. Безопасность не требует слежки за каждым. А у нас вводят именно тотальную слежку – за лицами, маршрутами, коммуникациями.

При этом есть и риски утечки данных. Помните, полгода назад была утечка данных о ковидных больных? Обещали, что эти данные будут уничтожаться через пять недель после того как люди выздоровели, но этого не было сделано. И в результате сведения о 300 тыс. пациентов оказались в продаже на хакер­ском форуме.

На этом фоне сейчас многие государственные органы планируют внедрять биометрию. Эта информация будет храниться в защищённых базах данных, что не гарантирует отсутствия утечек данных, как в примере выше. Но в отличие от обычных персональных данных, биометрическая информация более чувствительна – она привязана к человеку навсегда, является частью его личности. Можно сменить фамилию или номер телефона, но нельзя сменить отпечаток пальца или рисунок радужки.

Надо понимать, что любая информационная система уязвима. Пока ещё не создано такой, которую нельзя было бы взломать. Привлекательные системы, содержащие ценные данные, постоянно подвергаются атакам. А кража биометрической информации позволит подменять личность наиболее полным образом.

Сейчас на разных площадках обсуждается решение о признании оригиналом документа его электронной копии. Но цифровые документы гораздо больше, чем бумажные, подвержены утечке, краже, искажению, компрометации – с цифровым же заметанием следов. Это делает целевой аудиторией мошенников не одну организацию или один подъезд, а сразу всю страну, и создаёт принципиально новые типы массового мошенничества наподобие фишинга в электронной почте или веерных звонков «от службы безопасности вашего банка».

Уже известны случаи массовых мошенничеств с недвижимостью путём подделки цифровых кадастров и реестров (с помощью коррумпированных IT-специалистов). Кража идентичности также стала не сложнее, а проще с повсемест­ным внедрением «цифры». В США был случай: у одной женщины украли её учётные данные, и мошенники от её лица совершали преступления. Обвинения потом предъявили ей, у женщины были гигантские проблемы.

– Как вообще человеку вести себя в интернете, насколько раскрывать информацию о себе? Например, многие приложения запрашивают наше согласие на обработку данных, доступ к камере и микрофону.

– Современная модель монетизации приложений на смарт­фонах работает с помощью продажи данных пользователей – наших с вами данных. Этим приложениям как-то нужно зарабатывать деньги, и они зарабатывают их тем, что продают сведения о нас. Тут не надо строить иллюзий, поскольку даже если вы не дадите согласия на обработку данных, доступ к ним может быть получен без вашего ведома.

Что касается поведения в интернете, то надо соблюдать осторожность и приличия, как в реальной жизни. Большин­ство пользователей социальных сетей ведут себя совершенно бездумно. В реальной жизни человеку не придёт в голову излагать свои взгляды, интересы, пристрастия и тайные мысли незнакомым людям на площади, демонстрировать им фото своих детей и уровень дохода. Но в сети он почему-то это делает не задумываясь, а ведь при помощи этой информации его можно оклеветать, начать шантажировать, ограбить его квартиру, когда он в отъезде, и т. д. «Френды» в соцсетях – это не обязательно друзья. Часть этих людей может испытывать к хозяину аккаунта злобу или зависть. Нужно взять за правило, что всё, что вы публикуете в сети, вы публикуете для всех и навсегда.

Кроме того, многие не понимают, что смартфон не является их личным пространством. И если со смартфона послать подруге интимное видео, как сделал один известный футболист прошлой осенью, то нельзя заведомо знать, кто получит к нему доступ на той стороне – подружка, её брат, отец или злоумышленник-шантажист.

Есть ещё один риск, который люди недооценивают. Сейчас многие работодатели, нанимая сотрудников, изучают их страницы и поведение в социальных сетях. Так же поступают банкиры при выдаче кредита или просто партнёры по переговорам. Это надо учитывать при публичных коммуникациях в соцсетях и блогах.

Отключат ли интернет?

– Сейчас любая технология может иметь удалённое ­управление. Ваши слова: «Если цифровизация будет строиться на основе чужих технологий, мы на блюдечке подарим свою страну врагам». Где у нас слабые места?

– Имеющий контроль над технологиями и интернетом может влиять на экономику, критическую инфраструктуру, настроения масс. Как вы знаете, в нашей стране принята программа импортозамещения, в том числе в области информационных технологий.

Наше самое слабое место в том, что большинство критических систем (транспорт, энергетика, финансы, гос­управление) у нас зависимы от иностранных технологий. При этом в России довольно неплохая ситуация с собственным программным обеспечением. Например, у нас есть несколько своих операционных систем, но в основном для узкого специального или военного применения. Есть собственные офисный пакет, мессенджер, бухгалтерия, система управления предприятиями, есть широкий набор средств информационной безопасности... Есть система электронных госуслуг и своя медийная структура – поисковики, карты, соцсети, порталы.

С оборудованием дело обстоит хуже. В России делают свои процессоры, но они пока гораздо меньше распространены, чем западные аналоги. Микросхемы мы делать умеем, но не в массовом масштабе. Смартфонов своих нет – были попытки, но неудачные.

А вот с собственной интернет-инфраструктурой у нас плохо. Система доменных имён, сертификаты шифрования в большинстве наших платформ – иностранные.

– Что в России можно отключить «одним щелчком» из-за границы?

– Теоретически многие со­временные технологии и системы могут быть отключены производителями через встроенные возможности удалённого доступа. Но сценарий внешнего отключения интернета в России, думаю, возможен лишь в случае «горячей» войны. До этого он маловероятен, поскольку наши заокеанские «партнёры» предпочитают на нас влиять как раз с помощью интернета. Вспомните активное вовлечение детей и подростков в протесты

19–23 января этого года при помощи социальных сетей. В нашей группе компаний есть сервис по анализу соцсетей Рунета, который обнаружил, что в накрутке протестных настроений (особенно детей и подростков) целенаправленно участвовали платформы YouTube и TikTok. Оказалось, что за 3–4 дня при такой интенсивной атаке можно полностью захватить сознание 5–7-классников.

Гораздо более реалистичный сценарий технологической катастрофы – не отключение нам интернета, а технологическое удушение. Сейчас в Конгрессе США рассматривают законопроект, в котором предлагается запретить поставки новых технологий в Россию. Это будет для нас довольно сильным ударом, поскольку, несмотря на импортозамещение, технологически мы всё ещё сильно зависим от Запада.