К ДНЮ ГЕРОЕВ ОТЕЧЕСТВА ! Рассказ Тишина

Тишина

Рассказ

Всем павшим при исполнении служебных обязанностей на Кавказе

ПОСВЯЩАЕТСЯ

О, августейший август!

Ласковый ветер весело играл с зелёной травой, робко обнявшей суровые камни предгорий Кавказа. В высоком по-южному небе от божественного пения порхающих птиц становилось светлее. Подлетевшая и севшая на камень большая тёмно-синяя стрекоза отразила в своих томных полных тихой неги огромных глазищах фигуру подошедшего человека.

— Какая красивая, — залюбовался гигантской стрекозой, маленьким аэропланом испуганно взлетевшим при его приближении, старший лейтенант Муромцев, — у нас на севере таких нет… И, господи, тишина-то какая!

И то верно, потому что было так тихо, что даже слышно, как звенел ледяной прохладой небольшой горный ручей поблизости.

Было лейтенанту на вид лет эдак тридцать. Светло-русая чёлка выбивалась из-под его пилотки, весело блестели голубые глаза, словно показывая, что всё хорошо у него, старшего лейтенанта милиции Муромцева Ивана Борисовича.

И хотя в этот августовский вечер он был далеко от своей любимой Вологды, но о ней ему напомнил стре-котнувший коротким звонком спутниковый телефон, который он выпросил у подъехавшего на их блокпост земляка-вологжанина комбата Терещенко.

— Ало, ало, — отвечал на звонок молодой лейтенант, — как слышно?

Наконец-то трубка ожила и в ней послышался встревоженный голос жены, родной далёкий голос.

— Ваня, ты где? Всё хорошо у тебя?

— Хорошо, — прокричал в трубку Муромцев, — забросили, правда, в командировку, в Кандалакшу, со связью тут не очень… Не расстраивайся, всё хорошо у меня… Дома-то как?

— Да всё хорошо у нас, — оживилась его жена, явно поверившая в его командировку в «Кандалакшу», — мать, правда, болеет, но ничего… Все ждём тебя…

Связь, коротко затрещав, прервалась.

— Ало, ало! — не унимался Иван, тряся телефон, — Вот, черти, не слышно ничего…

Одно, конечно, радовало, что жена не раскусила его маленькую военную хитрость, и поверила в его мифическую командировку на север страны.

Ну, не расстраивать же её, находящуюся уже на четвёртом месяце беременности!

К Муромцеву неслышно подошёл комбат Терещенко и взял у него телефон: — Связь здесь такая, успел хоть поговорить?

— Да, успел, — благодарно улыбнулся капитану старший лейтенант милиции, — спасибо тебе, Сергей.

— Не боишься снайперов, что лупануть по нам могут? — внезапно спросил его армеец, — Остерегаться, Ваня, надо, остерегаться!

— Тихо у нас, Сережа, спокойно, — посмотрел на комбата своими голубыми, как ясное небо, глазами Муромцев, — не командировка, а курорт!

— Ну, ты сказанул, курорт! — пытливо глянул на милиционера Терещенко, — Говорю тебе, остерегаться надо, а то с этого курорта можно и не вернуться!

— Сам знаешь, за нами аул, дружественный нам, — заулыбался Иван, — его мы и прикрываем, как и эту дорогу, в свою очередь они помогают нам, всё на доверии. По вечерам с местными в футбол играем, хлеб, баранину от них получаем, короче, всё в ажуре: мы за них, они за нас.

Комбат с горечью покачал головой: — Не всё ты знаешь, Ваня, по свежим разведданным у нас в районе появилась банда Хасана, это до тысячи активных штыков… Не дай бог вздумают с твоим аулом за помощь федералам рассчитаться, не выдержите вы, на любой позиции не выдержите… Сам понимаешь, это не с местными красное винцо деркалить. И хотя наши вертушки охотятся за ним, но найти пока не могут, зелёнка, брат, понимаешь.

— Понимаю, — согласился с земляком старлей, — но если что, твои ребята помогут нам, правда?

— Правда, — подтвердил комбат Терещенко, — но до моего подразделения около сорока километров, если что, поспеем ли?!

— Успеете, — улыбнулся Иван, — должны успеть… У тебя ж там небольшая армия: и танки приданы, и БМ-21 «Град», да и десантники с мотопехотой чего стоят!

— Да, «Град» штука серьёзная, это тебе не мотопехота! — кивнул головой в знак согласия Терещенко, — Так ведь, Ваня, посуди сам: разведка у них не хуже нашей работает, и «чехи» на нас по определению не полезут… Впрочем, как земляк земляку, поможем милиции, и блокпост ваш прикроем! Вот что, у меня на борту БТР отделение солдат, принимай его… Правда, молодые, срочники, молоко ещё на губах не обсохло, совсем недавно от мамок… Ну, да это ничего… Вернусь в расположение, в рамках единой дислокации я тебе роту Петрова с парой танков и «Градов» на усиление направлю. Годится такой расклад?

— А то! — с воодушевлением согласился с армейцем его земляк, — Спасибо, тебе, Сереж, за помощь, спасибо, что не делишь нас на своих и чужих…

— Одно дело исполняем, общее, — строго посмотрел на Муромцева комбат Терещенко, — а что касается спасибо, так ведь встретимся в Вологде, вот стакан мне и нальешь, и выпьем мы с тобой за наше боевое братство и содружество! Сам понимаешь, я не из таких, чтобы армию и милицию делить, одно дело делаем!

Ещё раз дружелюбно посмотрев на офицера милиции, капитан Терещенко подойдя к своему БТРу скомандовал молодым бойцам оставаться на охране блокпоста и поступить в распоряжение старшего лейтенанта Муромцева. После чего, сердито фыркнув двигателем, грозная машина, набирая скорость, громыхая всеми своими колёсами, отъехала от «крепости» Муромцева и вскоре скрылась на пылящей каменистой дороге.

Старший лейтенант Муромцев не без юмора оглядел приданое ему «войско».

Эх, срочники безусые! Дети ещё, годков по 18 каждому! И за что же вас, ребята, на Кавказ?! Понятно, он — кадровый офицер милиции, у него дело добровольное и осмысленное — Родину защищать! Так ведь и в сорок первом страну отстояли такие же молодые и безусые солдаты. И вот сейчас они стояли перед ним: отделение совсем ещё юных созданий, в громоздких, явно не по размеру, неподтянутых и не застёгнутых касках и бронежилетах, за спиной которых топорщились старые автоматы Калашникова.

— Так! — посмотрел на свою «гвардию» старлей, — В вашем отделении старший кто?

— Я! — из строя выступил молодой белобрысый сержант, — Сержант Приходько, командир отделения!

— Слушай, сержант, — обратился к нему Муромцев, — размещай бойцов по точкам, вместе с моими милиционерами и со мной нас теперь двенадцать! Два неполных отделения! Рация-то хоть имеется, а то наша иногда глючит…

— Так точно, имеется, — лихо доложил сержант и выразительно щёлкнул по ларингофону армейской радиостанции, — в полной исправности, товарищ старший лейтенант!

Подошедшие к срочникам милиционеры знакомились с бойцами и совместно занимали заранее оборудованные боевые позиции.

— Эх, жаль бэтэра нет, — посокрушался Муромцев, посмотрев на сержанта-срочника, — у нас только УАЗик. Вот что, Приходько, остаёшься со мной с рацией связь поддерживать со своим командованием.

— Будет исполнено! — браво козырнул ему сержант и благодарно как-то посмотрел на своего нового командира.

— Вот и молодец, — улыбнулся ему старлей, — как звать-то тебя, сержант?

— Алексей, — робко представился Приходько, — маманя меня Лёшей звала…

— Ждёт небось мамка-то? — глянул на сержанта Муромцев, — Поди дни отсчитывает, как со службы вернёшься…

— Ну а как же, — согласился со своим начальником сержант, — мать она и есть мать… И меня, и всех наших дома матери ждут…

Внезапно их разговор был прерван мальцом Русланом, чернявым парнишкой-горцем с того самого аула, который они и охраняли.

— Дядя Иван, — обратился к нему запыхавшийся от бега мальчуган, — я с зелёнки бегу… банда Хасана там… огромная, не меньше тысячи боевиков… в наш аул идут… подслушал я их разговоры, говорят, что будут жечь и убивать за помощь русским!

— Спасибо тебе, Руслан, — тревожно посмотрел на юного горца милиционер, — беги в аул, пусть мужчины вооружаются чем могут, а старики, женщины и дети пусть уходят.

— Не успею я, дядя Иван, — едва не заплакал от бессильной злости мальчуган, — банда уже на подходе, а ваш блокпост её не удержит… Вас сметут, как сметает малую преграду разлившаяся полноводная горная река!

— Ты поспешай, однако, Руслан, — грустно улыбнулся старший лейтенант Муромцев, — мы не сдадим без боя ваш аул!

Ещё раз посмотрев на офицера милиции, мальчик заторопился в сторону аула.

— Отделение, к бою! — скомандовал старлей, — Банда Хасана на подходе, а там тысяча боевиков, сержант, связь!

По радиостанции Муромцев сообщил комбату Терещенко о приближении врага и запросил помощь вертушек.

Черной грязной рекой, грозно текущей на блокпост, навалилась на них банда Хасана.

И лопнула тонкой гитарной струной так долго радовавшая всех тишина.

Горы ожили от вспыхнувшей канонады автоматных и пулемётных очередей.

Было очевидно, что максимум десять-пятнадцать минут и их сомнут и чёрная грязная селевая лавина боевиков Хасана двинется на аул и уничтожит его.

Появились первые раненые: зацепило несколько срочников и его милиционеров-вологжан. Лёгкое ранение от шквала пуль получил и старлей и сержант Приходько.

— Где вертушки?! — едва ли не кричал, разрывая своим отчаянием радиоэфир, старший лейтенант Муромцев, — У меня половина личного состава ранены, сможете помочь нам?! Нам не удержать блокпост!

— Ваня, вертушки в другом квадрате, — по рации тревожно звучал голос комбата Терещенко, — разворачиваем их к вам, но не успеют они…

— А тогда, Серёжа, — задумался на секунду милиционер и сказал, чётко проговаривая свои слова, — у меня нет иного решения, как отправить свой личный состав из-под обстрела к тебе на УАЗе… а я… остаюсь здесь… буду драться до конца и сдерживать банду пока твои гвардейцы не ударят по моему квадрату из всех своих градов… а там, может, и вертушки поспеют…

— Ты вызываешь огонь на себя, Иван, — изумлённо и горестно выдохнул комбат, — не делай так, земеля… бросай всё и уезжай на машине со всеми, и я через пять-десять минут перепашу твой квадрат своими «Градами»…

— Не получится, Серёжа, — просто ответил старлей, — если я уйду, кто подарит аулу эти минуты?! А там женщины, старики, дети… земля наша… Родина то есть, яснее и проще говоря…

— Что, один остаёшься?! — хрипло переспрашивал его комбат, — У тебя кроме твоих отделение срочников!

— Мамы их ждут дома, Серёжа, — коротко выдохнул милиционер, — пусть дождутся своих безусых пацанов… А ты будешь в Вологде… к моим зайди… скажи, что не мог я иначе… и передай им, что люблю их всех очень и прошу понять и простить… А за меня, Серёжа, ты выпей… потом… Обязательно…выпей… Прощай, комбат…

— Прощай, Ваня, — потрясённо прошептал капитан, — и прости, что не смог…

Переходя от одного автомата к другому, старший лейтенант сдерживал натиск наступающего врага, смотря, как скрылся на горном серпантине его УАЗ, увозя всё его израненное войско и надежду на завтра, которое не наступит уже для него никогда.

Рубашка милиционера была уже не синей, а красной, как боевой стяг, от множества ранений, поразивших старшего лейтенанта.

Муромцев в последний раз посмотрел на синие-синие горы, словно курящие белыми облаками и совсем близкий аул, и печально как-то улыбнулся…

У нескольких грозно поблёскивавших на заходящем солнце боевых машинах реактивной артиллерии «Град» стоял комбат Терещенко.

По его щекам текли слёзы, и прежде чем отдать команду, он на секунду задумался, и коротко скомандовал: — По квадрату блокпост!

И замер по стойке смирно в отдании воинской чести своему воину-земляку: — За Ивана Муромцева, за Родину — огонь!!!

Оглушительно рявкнули в своей боевой мощи грозные «Грады», неся смерть и разрушение так и не взятому бандой Хасана блокпосту, разрывая на мелкие клочки подошедших к милицейской крепости бандитов.

И едва замолчали «Грады» в дело вступили всеми своими ракетами и пушками подлетевшие боевые вертолёты.

А потом наступила тишина.