Дмитрий Орлов: «На самом деле у правящего класса реальная идеология есть»
Известный политтехнолог о том, чего хотят россияне и что им готова предложить власть
«Особенного массового политического «запроса на демократию» социологи не фиксируют. Это скорее запрос части элиты. Есть запрос на защиту от прямого произвола, на большее представительство региональных и местных интересов, на то, чтобы власть учитывала мнения граждан при разработке политики, чтобы эта политика была более отчетливо социальной», — говорит гендиректор агентства политических и экономических коммуникаций Дмитрий Орлов. В интервью «БИЗНЕС Online» он также рассказал о том, как «Единая Россия» намерена победить на сентябрьских выборах, почему у нее нет реальных соперников на выборах, что делать с падением рейтингов партии власти и президента Владимира Путина, а также кто и как будет представлен в новой Госдуме.
«Запрос на новые лица в политике, безусловно, есть»
— Дмитрий Иванович, все политические силы в России готовятся к сентябрьским выборам в Госдуму. «Единая Россия» в этот раз провела масштабные партийные праймериз. Перед этим социологи и политтехнологи партии наверняка же проводили какие-то электоральные замеры, опросы. Что они показали, чего хотят россияне, чего ждут от власти, чего боятся?
— Картина предпочтений и страхов традиционна и достаточно рельефна. Предпочтения в отношении политики, которую граждане хотят и ждут, — отчётливо социальные. 54% опрошенных, по данным ВЦИОМ, готовы платить более высокие налоги, если это поддержит менее состоятельные слои, бедных. Показательно в этом смысле то, что 83% респондентов выступают за введение прогрессивной шкалы налогообложения. Это один полюс. Есть полюс страха: страх потерять работу, общая тревожность, уровень которой, кстати, несколько ослаб в последние месяцы, страх падения доходов, страх ухудшения здоровья. Страхи эти связаны с состоянием граждан, с их социально-психологическим статусом, ощущениями. Но при этом есть и «большие» страхи: страх войны, страх столкнуться с прямыми проявлениями насилия.
— А кроме повышения налогов для состоятельных сограждан, каких ещё шагов от власти хотели бы россияне?
— Джентльменский набор того, чего хотят граждане, известен. Прежде всего — определённого уровня зарплаты. Причём, согласно опросам, это не такой уж высокий уровень ожиданий: даже в крупных городах — 70-115 тысяч рублей. Хотят люди стабильности. Хотят возможностей приобрести жильё и невысокой ставки по ипотеке. Хотят различных возможностей для своих детей. Хотят нормального здравоохранения и образования. Хотят качественных дорог. В опросах такие ответы лидируют. В широком смысле всё это можно назвать запросом на нормальную жизнь.
— СМИ сейчас то и дело публикуют данные самых разных опросов, согласно которым у граждан возрос страх перед правоохранительными органами, судами и вообще репрессивно-карательной машиной государства. А с другой стороны, растёт запрос на демократию, на расширение возможностей граждан для участия в выборе пути дальнейшего развития страны. Но уровень демократии и свободы, даже в интернете, не расширяется, а всё больше сокращается и сжимается.
— Это скорее запрос части элиты. Особенного массового политического «запроса на демократию» социологи не фиксируют. Есть запрос на защиту от прямого произвола, на большее представительство региональных и местных интересов, на то, чтобы власть учитывала мнения граждан при разработке политики, чтобы эта политика была более отчётливо социальной. Можно ли сказать, что большинство требует изменений в работе политических институтов? Замены этих институтов? Перехода от президентской республики к парламентской, например? Нельзя сказать. Ну и вы сами справедливо сказали, что недовольство кипит в основном в социальных сетях. Это достаточно специфическая среда, поэтому нельзя сказать, что это общенациональный запрос. Вот запрос на новые лица в политике — он, безусловно, есть.
— Опросы также фиксируют рост числа тех, кто считает, что страна идёт в неправильном направлении.
— Действительно есть такой опрос ФОМ. Он проводится периодически, и критические настроения фиксируются им с достаточной периодичностью. Процентное соотношение тех, кто считает курс правильным, и тех, кто считает, что страна идёт не туда, не раз менялось. Из того, что вы сказали, я не стал бы делать каких-то глобальных выводов о недоверии к политической системе. Это скорее ситуативное недовольство, которое имеет свойство меняться.
— Что вообще продемонстрировали праймериз «Единой России», что они выявили? Какие-то новые тенденции появились в партийном строительстве, в подборе кандидатов, выборе повестки дня?
— Праймериз ценны хотя бы тем, что это постоянный механизм обновления. Повестка дня определяется спецификой территории, конкретными кандидатами. Это всё всегда новое, каждый раз. Если мы сравним повестку дня праймериз 2016 года и повестку 2021 года, то окажется, что обсуждались очень разные проблемы в регионах. Повестка ведь в основном региональная. Есть конкретные кандидаты, которые её транслируют. Конечно, всегда есть запрос на новых людей, и праймериз даёт ответ, прежде всего на него. По недавней оценке АПЭК, обновление фракции «Единой России» в Государственной Думе будет не менее 40%, а может быть, и более 50%. В оппозиционных партиях меньше и прежде всего потому, что у них нет механизма праймериз. Нет процедуры, которая обязывает обновляться. Но и там обновление будет достаточно существенным. Я думаю, как минимум 20%.
Приход в политику волонтёров, общественников, тех, кто активно себя проявил в период пандемии, вообще новых и ярких политиков из регионов — всему этому способствуют праймериз. На фоне праймериз идёт разработка Народной программы «Единой России». В этом году Дмитрий Медведев впервые выступил с политическим отчетом. Партия показывает, что скрывать ей нечего, есть солидарный ответственный курс, достижения значительны — «иду на Вы», так сказать. Так что процесс обновления элиты и повестки «Единой России» идёт достаточно динамично.
— Я посмотрел данные ВЦИОМ, которые приводит «Коммерсант». Согласно им самый высокий среднегодовой рейтинг у «Единой России» был в 2017 году — 50,4%. В текущем году он пока на уровне 30,13%, а до выборов осталось три месяца. Сможет ли партия увеличить свой рейтинг так, чтобы уверенно победить на выборах?
— Даже текущего рейтинга «Единой России» вполне достаточно для того, чтобы получить большинство, 30% — это рейтинг от всех респондентов. От тех, кто собирается прийти на выборы и проголосовать, он более 40%. Понятно, что предстоит ещё электоральная мобилизация, которая еще что-то даст. Одним словом, большинство по списку у «Единой России», я думаю, есть уже на этом этапе. А если получить 190 депутатских мандатов по округам — такая задача поставлена, и она вполне решаема, — то вполне возможно и получение конституционного большинства. Конечно, выход за пределы коридора 28-33%, в котором довольно давно находится рейтинг «Единой России», весьма желателен, но вполне достаточен и он. Я думаю, рост рейтинга «Единой России» будет плавным, и мы его будем наблюдать по мере развития кампании.
Что же касается вообще рейтингов партии, то они в целом статичны. Это легко заметить по данным исследований всех наших социологических служб. Был небольшой рывок у партии «Яблоко» на фоне конфликтов с Навальным — с 1 до 2 процентов. Не удержали. Был небольшой рывок у «Справедливой России», когда произошло объединение трёх партий, но сейчас «объединенный» рейтинг уже сглажен. Поэтому нельзя говорить о том, что рейтинг «Единой России» стагнирует, а рейтинги оппозиционных партий растут. Статичность характеризует рейтинги и «Единой России», и парламентских оппозиционных партий, и непарламентских оппозиционеров. По данным ФОМ, рейтинги важнейших непарламентских партий никак не выходят за рамки условного «однопроцентного гетто». Речь идёт о «Партии пенсионеров», «Яблоке» и «Новых людях». У всех у них стабильно один процент уже на протяжении довольно длительного времени. Пока и до гарантированного преодоления 3-процентного барьера, дающего право на государственное финансирование, всем им далеко.
— Политолог Борис Макаренко считает, что рейтинги «Единой России» — это производная от рейтингов одобрения президента. Вы с ним согласны?
— Скажем так: рейтинги «Единой России» и президента колеблются практически синхронно. Причём это происходит практически всё время существования партии.
— У Путина рейтинг сейчас тоже не самый большой — по разным оценкам, на уровне 33-36%. Какая-то внутриполитическая инициатива — антипод пенсионной реформе, которую бы люди встретили с восторгом, может повысить его рейтинг?
— Электоральный рейтинг Путина сегодня довольно высок. И я не считаю, что для наращивания этого рейтинга нужны какие-то прорывы. Его рост, конечно, был бы желателен с помощью каких-то текущих решений. Например, на фоне социальных инициатив, с которыми выступал и выступает президент.
«Депутаты, естественно, отражают интересы крупного бизнеса»
— При царе в Государственной Думе второго и третьего созыва было много депутатов крестьян, как в составе фракций (эсеры, трудовики), так и независимых депутатов от губерний. Были представлены социальные слои рабочих, духовенства, представителей профессиональных сообществ — врачи, профессорско-преподавательский состав, адвокаты и так далее. А вот актёров, спортсменов и прочей популярной в народе публики практически не было. Хотя Качалов или Шаляпин были безумно популярны. В современной Думе мы практически не видим ни крестьян, ни рабочих, ни духовенства из глубинки. Зато там массово представлен крупный капитал и его лоббисты, и всевозможные раскрученные личности и медийные лица — спортсмены, «певуны, плясуны» и т. д., которые имеют, мягко говоря, не совсем адекватное представление о жизни за пределами МКАД. Может быть, поэтому доверие к Думе среди россиян самое низкое из всех органов власти: 43% одобряют её работу, 53% — не одобряют. Скажите, в Думе нового созыва эти тенденции, по составу и по недоверию граждан, сохранятся?
— Прямое представительство крупного капитала сейчас существенно ниже, чем в начале нового российского парламентаризма. Можно буквально пересчитать по пальцам деятелей крупного бизнеса, которые обладают депутатскими мандатами. Другое дело, что депутаты, естественно, отражают интересы крупного бизнеса. Это было и есть всегда и везде, в том числе в царской России, о которой вы говорите.
Что касается представленности в парламентах актёров, спортсменов, людей публично известных, — это общий тренд. Когда-то в парламентах мира преобладали адвокаты. Французскую революцию сделали адвокаты. Но общества меняются, меняется и запрос на представительство. То время, в которое мы живём, — это время медийных фигур, время запроса на тех, кто ярок, заметен в публичном пространстве, в социальных сетях. Иногда (не всегда) действует даже такая зависимость: кто популярен — тому люди и доверяют.
При этом растёт запрос и на эмпатию, на открытые человеческие взаимоотношения, и вот как раз праймериз «Единой России» показали: волонтёры, те, кто активно себя проявил в период пандемии, представители медицинского сообщества — скорее, эта группа сегодня лидирует в формировании благоприятного отношения граждан. Актёры, спортсмены — при том, что они остаются в фокусе общественного внимания — уже не доминирующая группа с точки зрения общественного интереса и доверия. Это стереотипы, связанные с тем, что актёры и спортсмены медийно всегда хорошо заметны. Может быть, десять профессиональных депутатов, очень неплохо работающих, представляющих преимущественно региональные интересы, и один спортсмен на их фоне — ясно, что внимание будет приковано к нему. Но Дума никогда не состояла из спортсменов и актёров, и не будет состоять из них в будущем. Дума была профессиональной и будет профессиональной. Теперь профессионализация будет только усиливаться, в том числе и из-за таких конкурсов, как «Лидеры России. Политика» и «Политстартап», которые предъявляют к кандидатам вполне определённые, достаточно жесткие требования.
— А крестьян, рабочих, какого-нибудь сельского батюшки — роста такого представительства в не планируется и не ожидается?
— Деревенские батюшки и земские врачи — это всё-таки Дума образца 1905 года. Я не думаю, что-то, что происходит сегодня, должно повторять события 120-летней давности. Но при этом представители врачебного сообщества, я думаю, будут достаточно заметно представлены в Государственной Думе и из-за роста доверия к нему со стороны общества, и из-за пандемии.
— В Англии, старых демократиях Центральной Европы, да и в США, несмотря на всю скандальность последних выборов, везде, если оппозиция грамотно и квалифицированно критикует власть, то на выборах она, как правило, побеждает и меняется местами с партией власти. У нас же имеет место, как прозвали её в народе, «вечная» думская оппозиция в лице «трёх богатырей» — Зюганова, Жириновского, Миронова и их партий, которые, как спортсмены из Кот-д’Ивуара, участвуют во всех олимпиадах, но никогда ничего не выигрывают. Почему? У них слабые партии? Люди не верят в их программы и в то, что они способные воплотить их в жизнь? Или в пользу власти работает административный ресурс, а этим оппозиционерам победа особенно и не нужна, им и так хорошо живётся и роли карманной оппозиции?
— Та политическая система, которая у нас сложилась, условно говоря, полуторапартийная, обусловлена общественными интересами и политическими предпочтениями, а также той моделью развития, которая сложилась, а совсем не административным ресурсом или политическим конструированием. Есть немало политических систем, в которых существует доминирующая партия. Это Япония, где ЛДПЯ много лет у власти, Мексика с ее Конституционно-революционной партией, в известной степени Германия — ХДС/ХСС долгие годы с перерывами находилась у власти. В этом смысле и наша полуторапартийная система долговременная и достаточно устойчивая. «Единая Россия» в политической системе доминирует, потому, что ей год от года доверяют люди. И оппозиционные партии тоже институализированы в своих электоральных нишах. Почему? Потому что они выстроили свои партийные машины, а не потому, что Кремль рулит всеми этими организациями. Конечно, нет. Невозможно рулить всем и постоянно. Невозможно выстроить такую ходульную систему, и чтобы она 25 лет сохранялась.
Эта система, во-первых, органична для представительства политических и общественных интересов, которые есть в стране, а во-вторых, она отвечает логике развития, которая определяется президентом. Ясно, что в Государственной Думе для проведения этой политики развития, которая с начала нулевых годов проводится, нужно большинство. В девяностые годы большинство было у парламентской оппозиции — единую и достаточно эффективную политику в сфере социальной поддержки, экономического развития, в сфере совершенствования гражданско-правовых отношений просто невозможно было проводить. Достаточно вспомнить налоговую систему, которая была создана по инициативе Коммунистической партии в 90-е. Она подразумевала очень высокий уровень налогообложения для предприятий и бизнеса. В результате происходило массовое уклонение от налогов. Это всего лишь один пример, иллюстрирующий ту модель, которая существовала в девяностые годы и которая показала, прямо скажем, невысокую эффективность. Таким образом, второй мотив, почему эта система существует, — это логика необходимости партии большинства, партии Путина, которая проводила бы политику развития солидарно с президентом и правительством.
— Но почему люди у нас в большинстве своём не верят в честность любых выборов и плебисцитов? Причём стойко не верят уже давно, ещё с ельцинских времён. Например, в честность голосования по поправкам в Конституцию верило 42% россиян. Отсюда после любых выборов всегда присутствует какой-то неприятный душок подозрений, недоверия, нелегитимности. Как изменить ситуацию?
— Вы очень удачно употребили термин «душок». Это не реальное ощущение общенациональной фальсификации, какого-то масштабного обмана, ничего такого нет. Есть некоторые политизированные группы, в частности те, кто поддерживает правые либеральные организации, которые в парламенте не представлены, те, кто участвует в уличных акциях. В общем, не слишком большая, но заметная часть населения. Многие из этих людей считают, что они не имеют «своего» представительства в парламенте — и уже в силу этого система не является легитимной. Не видя тех, кому они могли бы доверить свой голос, считают, что и остальные граждане тоже никому ничего не доверяют. Конечно, представление о том, что система держится исключительно на административных манипуляциях или даже фальсификациях, — это представление является мифом, и разделяет его очень небольшая часть населения.
Кроме того, важную роль играет фактор недоверия к политической системе во всём мире. Это не только и даже не столько российский феномен. Наиболее яркий и заметный пример — это американские выборы, по поводу которых были обвинения в глобальных фальсификациях. Эти обвинения поддерживал действующий на тот момент президент Соединённых Штатов, Трамп. Какие бы претензии ни предъявляли к нынешней политической системе, всё-таки адекватные игроки, даже жестко оппозиционные, не ставят под сомнение общую адекватность выборов, общую адекватность волеизъявления. Но проблемы, конечно, всегда существовали, и к чести системы надо сказать, что она всегда стремится отсечь тех, кто нарушал закон. Легко отменяя результаты на конкретных участках.
— Известно, что у нас каждые выборы в Госдуму проводились по новым правилам. Сейчас какие-то нововведения в избирательное законодательство есть?
— Основные изменения в избирательное законодательство были внесены в прошлом году в связи с пандемией. Это многодневное голосование, это возможность удалённого электронного голосования, ну и ещё некоторые менее значимые аспекты. Главный вывод, который можно сделать из изменений последних нескольких лет, — избирательные права граждан гарантируются достаточно серьёзно, гарантии эти возрастают, и варианты, возможности для голосования, которые появляются у граждан — их становится всё больше. В технологическом смысле, в территориальном смысле. Вот это, мне кажется общий вывод, который характеризует состояние нашей избирательной системы.
Не предпринимать этих мер невозможно, и в силу общего падения интереса к явке на выборы, и пандемия ограничила интерес граждан к явочному избирательному процессу. Формируются всё более и более значительные группы людей, которые хотят голосовать удалённо и стремятся это делать. Они вообще всё больше и больше стараются удалённо жить, если так можно сказать. Они работают удалённо, используют разные потребительские сервисы, сервисы, связанные с государственным управлением, и с собственными какими-то интересами. Массовая логика блокчейна всё больше овладевает гражданами. Они в этом живут, они этим живут, и они, естественно, хотят получать точно такие же сервисы в политике. Хотят голосовать так же, как они покупают товары. Эти изменения происходят во всём мире, происходят и у нас. Но есть точка зрения, что стало больше и возможностей для фальсификации. Я не могу с этим согласиться, особенно после того, как результаты электронного голосования наших крупных мегаполисов по поправкам к Конституции оказались отличающимися от общего массива и более жесткими для власти.
«Социальное расслоение — это, пожалуй, наиболее серьёзная проблема страны»
— Можно ли вернуть на выборах возможность голосовать против всех? Или достаточно вообще не ходить на выборы, если ни одна из партий, по мнению избирателя, не отвечает его интересам?
— Может, конечно, голосовать ногами и не ходить на выборы, это его право. Графа «против всех» и в девяностые годы, и в начале нулевых была анахронизмом советских времён, которого в других избирательных системах нет. Отмена графы «против всех» стимулирует ответственное голосование. Ты можешь не ходить на выборы, пожалуйста, но если ты пришел, ты должен сделать ответственный выбор, проголосовать за какую-то конкретную политическую силу, или за какого-то конкретного политика, за поправки в Конституцию или против них. На мой взгляд, графа «против всех» очень негативно сказывалась на развитии политической системы. Она тормозила её развитие, она позволяла формироваться какому-то «безответственному кластеру». То, что она в своё время была отменена, это, безусловно, благо, и я думаю, что возврат к ней невозможен.
— А Алексей Навальный, по-вашему, кто — реальный оппозиционер и патриот нашей страны (как говорят его сторонники) или враг России и марионетка в руках ее геополитических противников (как заявляют те же депутаты ГД и прочие противники Навального)?
— Я считаю, что роль Навального на фоне тех протестов, которые была в начале года, была сильно преувеличена. Зачастую транслировалась упрощённая формула: осталось два политика в России, Путин и Навальный, и нужно определяться. Формула эта глубоко неверна: Навальный не равен Путину, несопоставим с ним. Мы видим: сейчас Навального нет в политическом поле уже пару месяцев, и его поддержка уменьшилась в два раза. Хотя она и до этого не была общенациональной. Моя точка зрения заключается в том, что он не является лидером оппозиции такого рода, который может стать национальным лидером. Он не является реальной точкой консолидации для оппозиционных сил. Его поддерживают далеко не все люди с оппозиционными взглядами, тем более не все политические оппозиционные группы в стране. У него отрицательное обаяние и очень специфическая манера коммуникации. Так что на роль национального лидера Навальный никогда не подходил.
Я думаю, реальный масштаб политика выявляется путём вызовов, с которыми политику приходится сталкиваться. Вот для Навального сейчас такой вызов. Он находится в заключении. Мой прогноз: путь Нельсона Манделы он не повторит. Никаких предпосылок для этого нет. Он останется одним из игроков на оппозиционном политическом поле. Игроком достаточно заметным, но не главным. Объединить оппозицию и бросить «большой» вызов власти, который привел бы к «опрокидывающему» голосованию, он не в состоянии. Позиция оппозиционных партий: КПРФ, «Яблока», в которой Навальный состоял когда-то и был оттуда исключен, — показывает, что крупные политические организации, обладающие сторонниками, собственным электоральным ядром, сетями для мобилизации, его не поддерживают. А это значит, что и операционально, технологически, он лидером объединенной оппозиции стать не сможет.
— Почетный председатель Совета по внешней и оборонной политике Сергей Караганов в интервью мне сказал буквально следующее: «Перед нами стоит задача начать внутреннее возрождение, экономическое и идеологическое. У нас нет идеологии, которая бы вела нас вперёд и у нас стагнирует экономика. Этим и надо заняться». Почему у нас уже тридцать лет нет такой идеологии?
— Государственная идеология у нас запрещена Конституцией. Но на самом деле у правящего класса реальная идеология есть. Это идеология динамичного развития, модернизации, с опорой на те институты и ценности, которые в обществе сформировались ранее. Это достаточно динамичная модель. Она просто не оформлена как-то заметно. При этом насаждать какую-то формулу, специальную, искусственную — мне это кажется не очень востребованной историей. Если бы общество востребовало что-то такое, то такая формула обязательно бы появилась.
Что касается стагнации, то она ведь была не всегда. Давайте вспомним нулевые годы, когда был значительный и очень бурный рост ВВП, рост отдельных отраслей экономики, прежде всего новых. Таких, как телекоммуникационная отрасль, созданная с нуля, многих потребительских направлений, обновлённого сельского хозяйства, которое продолжает расти и сейчас. Так что рост был. Но есть факторы, которые его сдерживают. Это санкционные ограничения, логика издержек, пандемия второй год. При этом, надо сказать, российская экономика эти кризисные вызовы, которых было несколько, преодолевает не хуже, а по многим позициям лучше других стран. Та экономика, которую мы видим сегодня, в сравнении с экономикой советского времени или начала девяностых — совсем другая экономика. Новая, динамичная, ориентированная на потребителя, с относительно невысокими издержками, устойчивая к кризисным вызовам. Так что, конечно, нужно создавать условия для перехода к росту, сначала восстановительному, а потом к постоянному с возрастающими темпами. Это реальная задача, которая перед Россией стоит. Нужно искать инвестиции, нужно стимулировать внутренний спрос, нужно стимулировать развитие новых отраслей. Но из-за того, что эти задачи стоят и являются императивом, не следует, что мы сейчас находимся на каком-то дне.
— И все же, почему у нас уже 10 лет стагнирует экономика, не растут доходы граждан, а богатейшие люди России только в нынешнем году уже увеличили своё состояние почти на 19 миллиардов долларов? Мало того, Россия оказалась на первом месте в мире по состоянию миллиардеров относительно ВВП страны. На долю богатейших людей России приходится около 35% от внутреннего валового продукта, говорится в колонке аналитика американской консалтинговой компании Morgan Stanley Ручира Шармы для Financial Times. И вот Роман Абрамович сейчас строит в Германии 145-метровую восьмипалубную супер-яхту Solaris за 22 миллиарда рублей. К слову, наш самый большой военный корабль, который мы с нуля построили за 30 лет новой России, фрегат «Адмирал Горшков» на 10 метров короче. Не пора ли менять структуру экономики и модель распределения прибыли и социальных благ?
— Социальное расслоение — это, пожалуй, наиболее серьёзная проблема страны. Более того, это проблема равенства возможностей. В нескольких смыслах. Территориальном. Это разные возможности жителей крупных мегаполисов, мелких городов, посёлков и сельской местности: они должны быть равными. Возможности гендерные — мужчин и женщин, они должны быть равными. То же самое должно быть применительно к людям с высокими и низкими доходами. Проблема заключается не в бедности как таковой, а в застойной бедности, невозможности выбраться из каких-то «гнилых местечек», как когда-то в Англии говорили. В общем, много каких проблем нужно решить.
Но главное, конечно, это уровень неравенства, который продуцируется налоговой системой. Моя личная, подчеркну, точка зрения состоит в том, что состоятельные слои могли бы брать большую ответственность за развитие страны в финансовом смысле. Например, ставка НДФЛ вполне может быть 25% на тех, кто зарабатывает свыше 5 миллионов рублей. Это вполне посильный налог, который мог бы многие кричащие сегодняшние проблемы постепенно сгладить. Когда будут эти перемены, какая будет прогрессия, кто должен выступить инициатором этих изменений, — всё это дискуссионные вопросы, которые необходимо обсуждать. Но при этом я не думаю, что это вопрос нынешнего политического сезона. Я думаю, что это глобальная проблема, долгосрочная проблема, которую нужно осознавать и всем нам решать системно и на продолжительный период. И рост налога с 13% до 15% НДФЛ системным решением данной проблемы не является.
— Спикер Государственной Думы Вячеслав Володин недавно сказал: «Россия — это последний остров свободы. А раз так, то его следует холить и лелеять». Вы согласны с ним? И если это так, то почему поток желающих покинуть нашу страну намного больше потока желающих стать россиянином? Я не имею в виду граждан бывших советских республик, типа Таджикистана, Азербайджана или жителей Донбасса.
— Уровень свобод в нашей стране достаточно высок. Реальных свобод, которыми располагает гражданин каждый день в своей жизни и работе. Бюрократия, например, в странах Западной Европы очень велика. Сбор тех «будничных» бумаг, который нужен каждому гражданину в Германии или Франции, совершенно несопоставим с тем, что требуется от российского гражданина в аналогичной ситуации. «Мои документы» — уникальная система. Так что реальных свобод у российского гражданина много, реальных прав достаточно. С точки зрения бытовой, повседневной свободы Россия очень свободная страна. Важно осознавать у нас наличие этой свободы и не потерять её, ценить то, чем мы располагаем.
По поводу намерения уехать — его высказывают жители многих стран, в том числе, например, таких, как Великобритания. При этом далеко не все из тех, кто высказывает такое желание, его реализуют на практике.
— Ещё Володин высказался в таком духе, что надо найти и наказать виновных в распаде СССР. Это эмоциональное высказывание или действительно займемся этим? Кого будем искать, как наказывать?
— Распад СССР был предопределен, прежде всего, объективными факторами. Конечно, там была и воля политических элит республик, которые входили в состав СССР, конечно, там была и деятельность спецслужб, групп влияния западных, но первичными факторами были неэффективность экономической модели, инертность политического устройства, утрата доверия к КПСС, которая являлась механизмом власти, а не партией, развал потребительского рынка. Это самые общие причины, перечень можно продолжить. Нельзя относиться к развалу СССР как к уголовному делу, в котором есть виновники: вот мы их найдём, накажем — и всё вернётся на круги своя. Нет. Это был объективный политический, геополитический, экономический процесс. Трагический, как сказал Путин, и я вполне разделяю его оценку. Мне кажется, сегодня надо исходить из политической реальности, в которой мы живём, тех интересов, которые у страны есть, и тех возможностей, которыми она располагает.