Михаил Пиотровский: На власть надо влиять, а искусство - понимать
Почему Михаил Пиотровский считает критику власти нормальным явлением, а злословие - проигрышным? Какие уроки Эрмитаж хочет взять из пандемии в будущее? Как оказалось, что 60 процентов посетителей Эрмитажа сегодня люди моложе 35 лет? Почему не стоит раздражаться на "Большую глину"? Легко ли студенту попасть в музей по "Пушкинской карте"? - Михаил Пиотровский рассказывает об этом "РГ".
Власть как единственный европеец
Мы привыкли к тому, что русской интеллигенции всегда свойственна некоторая фронда по отношению к власти, а ваше имя сегодня в списках этой самой партии. Хотя в последние годы заметен настрой публики не столько даже критиковать власть, сколько злословить ее. Мы совсем забыли слова апостола Павла "не злословь начальствующего в народе твоем" и слова Пушкина про то, что власть у нас единственный европеец?
Михаил Пиотровский: Скажу хулиганскую вещь: власть у нас не просто единственный европеец, но единственный западный европеец. Западная и Восточная Европа сейчас - две большие разницы.
Западно-европейский стиль отношений власти и людей - это работа и критика (иногда очень жесткая). А восточно-европейский - как раз злословие.
Но прежде чем злословить, стоит вспомнить о множестве во всем мире одинаковых поговорок на тему соответствия власти своему народу. "Султаны таковы же, как их народ" для нас звучит наиболее непривычно, но это так.
Однако важно понимать, что власть поддается изменениям и влиянию. И эти влияния могут быть самыми разными.
Если не влиять на власть с положительной стороны, то она окажется полностью во влиянии стороны отрицательной, тянущей ее назад или вообще вынуждающей остановиться. А застой - это самое страшное. И он как раз обычно - результат исчезнувшего взаимодействия разных общественных течений с властью.
Но застоя у нас пока, к счастью, нет.
Поэтому для нормального развития страны важно влияние на власть - в равной степени! - тех групп людей, которых, следуя традиции XIX века, можно условно назвать "славянофилами" и "западниками".
Современное "западничество", правда, у нас имеет склонность превращаться в одно злословие власти. Но тогда мы получим исключительно "славянофильское" влияние. А я думаю, что достоинство России как раз в том, что на ее власть всегда было и то и другое влияние. Россия была одновременно и Россией, и важнейшей частью Европы.
Можно как угодно относиться к разным партиям, но лозунг "Единая Россия" - особенно "Единая и неделимая Россия" - очень важный, торжественный и вполне европейский. Под ним прошла значительная часть русской истории.
Так что баланс влияния на власть должен быть. Для этого необязательно всем надо идти во власть, но использовать ее для свершения больших дел и создания больших проектов надо.
Большие музеи, например, не могут, развиваться без контакта с властью. Ну не могут, и все. Но, контактируя с ней, они в значительной мере влияют на власть.
Не будем забывать, что музеи также являются очень важным средством внешней дипломатии. Эти связи, как канарейка в шахте, - если она запоет, значит, будут какие-то улучшения и в культурных, и международных отношениях. И чем больше устраивается международных выставок, тем лучше становятся международные отношения.
"Прекрасная садовница" и "Большая глина"
Если судить по этому критерию, то, наверное, они не так плохи. Культурные обмены в Эрмитаже не замирают, у вас очередной Рафаэль - "Прекрасная садовница".
Михаил Пиотровский: Да, и это не просто шедевр, а одна из самых главных и узнаваемых картин Лувра. Мы торжественно благодарим Лувр за выполненные обещания, там форс-мажоры, смена директора, но они выдержали обязательства и прислали к нам картину на "премьеру" сразу после реставрации, еще не выставляя ее у себя.
Она висит одна в Аполлоновом зале. А более спокойные - из-за ковида, не бегущие, как раньше, по музею посетители могут долго стоять возле нее и думать. Это то, чего мы постоянно добиваемся, навязывая зрителям выставки одного шедевра.
А чуть-чуть наискосок, в Николаевском зале, висят наши "коварные", как писал Блок, сиенские мадонны. А дальше снова "приезжие", перуджийские, в роскошнейших одеждах, прибывшие к нам из итальянской Умбрии, - и это еще одно важное преодоление пандемических границ. Часть наших вещей в обмен поедет в Умбрию…
Кроме международного культурного диалога музей помогает наладить диалог и внутри страны?
Михаил Пиотровский: Да, диалог российской традиции, наследия, власти, сегодняшних россиян в сфере культуры всегда нужен. И если его правильно построить, он тоже, безусловно, влияет на власть.
Мы в Эрмитаже много раз видели, как власть поддерживала и поддерживает множество наших проектов. Без ее поддержки мы бы просто задохнулись в потоке всевозможных протестов - по поводу открытости музея, его преданности европейским культурным традициям, современного искусства.
Хотя, похоже, сейчас все переключились на Москву и неутомимо протестуют против "Большой глины".
Михаил Пиотровский: Нормальная, кстати, скульптура. Не супергениальная, но нормальная. И поставили ее в нормальном месте, перед музеем современного искусства. Именно на фоне традиционного города и "играют" такие вещи. Их надо ставить не в далеком поле, а в центре города - и обсуждать…
Кому-то не нравится, кто-то видит так, кто-то эдак, но пока никто не подает заявлений в прокуратуру и не пишет доносы в вышестоящие инстанции, диалог, как правило, получается очень продуктивным.
Искусство так и функционирует. Следующий не самой широкой и массовой традиции автор что-то придумывает и "говорит". Придуманное и сказанное при выдержанном уважении к нему становится хорошим поводом для обсуждения.
А всем, у кого скульптура вызывает шок, хочу напомнить, как Петр I привез в Летний сад Венеру Таврическую. И, поставив рядом с нею охранника, заставил людей ходить и смотреть на нее. Это было для того времени уж хуже некуда - необычная для России трехмерная скульптура, обнаженная женщина и языческая богиня. Просто культурный шок. Более серьезный, чем отрезание бород.
Но я считаю как раз одним из главных символов петровских реформ перемену вкуса и эстетической парадигмы.
Два рыцаря и петербургский стиль
А почему мы, кстати, почти не замечаем накануне 350-летия этого великого царя, прорубившего "окно в Европу"?
Михаил Пиотровский: Эрмитаж рассказывает о нем, правда, на выставке другой большой исторической личности - Александра Невского. Мы очень старались, чтобы эта выставка была не проходной. И она получилась как раз эрмитажного типа и стиля, а Петр I - одна из ее главных линий. Потому что это он переносит мощи святого князя Александра в Петербург, строит для них собор, меняет на раке крышку, и князь на ней изображен уже в латах. А рядом на картине Петр - тоже в латах. Он всегда изображался в латах, которые, конечно, никогда не носил.
Это апеллирование к рыцарству?
Михаил Пиотровский: Да, к рыцарству и военным победам. Невский - воин, защитник, а Петр - продолжатель его дела.
И украшенная Елизаветой гробница святого невероятно выбивается из церковных традиций (почему все время и идет спор о том, чтобы ей стоять в музее), и дело не только в том, что это барокко и сделано немцами, а в том, что это памятник военным победам.
Вы объявили ее уникальным памятником русской государственности?
Михаил Пиотровский: Она и есть памятник русской государственности. Вся ее эстетика это подтверждает.
Целый зал мы посвятили ордену Александра Невского. В котором мы с Вилинбаховым, как очень скромные люди (смеется. - Прим. ред.), были вынуждены выставить свои ордена, потому что других у нас нет, обязательных экземпляров нам не дают.
На выставке церковных облачений мы попытались заявить новый уровень музейного освоения церковного искусства. И тут у нас будет выставлен подарок президента - Литургический прибор, сделанный для дочери Александра II Марии Александровны и выкупленный за рубежом, он дает нам возможность рассказать о том, что делается в алтаре. Верующие знают, но неверующие нет, а это важная часть культуры. И если в богоборческое время мы с помощью картины Веронезе рассказывали, кто такой апостол Павел, а на примере лоджий Рафаэля, что такое Ветхий завет, то теперь переходим на другой уровень просветительства, более детально рассказывая о русской религиозной культуре.
Нам, конечно, нужен новый образ Петра, потому что привычный уже приелся, и мы начинаем забывать про его исключительность. А он исключительная фигура. И не только тем, что сделал, но и тем, что придумал, а сделали потом другие.
Петр был царем, которого восхваляли в советское время. А потом антисоветская тенденция его отодвинула. Не стих любимый рефрен, что он построил Петербург на костях (хотя костей никаких не найдено, просто люди умирали, как при всяком строительстве). Пропагандисты (особенно украинские) любят подчеркивать его жестокость.
Но мне все-таки кажется, что холодность к Петру сейчас задается и некоей нарастающей холодностью к Петербургу. "Петербургский стиль", заданный нам Петром I, боюсь, сейчас если не утерян, то не очень вписывается в политическую и духовную ситуацию. Мы же сейчас на первых ролях в политике. И нам иногда кажется, что в престольной Москве был бы более приемлемым какой-нибудь днепропетровский стиль, чем столько лет петербургского. Да еще и от петербуржцев, которые Петербург не забывают.
Что же касается пресловутого "окна в Европу", то дело не столько в свежем воздухе из открытого окна, сколько в том, что из него выскочили русские солдаты и пошли воевать. Дошли до Берлина, потом до Парижа, потом опять до Берлина. То есть Россия выплеснулась в Европу. И главное завещание нам от Петра I - не заботиться только о своем доме, не быть изоляционистами.
Ковид - шанс или подножка
Вы часто говорите о вызовах пандемии как о шансе: дистанция - важный культурный компонент, а одиночество можно построить как пространство творчества и свободы.
Михаил Пиотровский: Мы действительно до пандемии были перегружены пустой коммуникацией, ненужными контактами, она отсекла все это. Кто-то из музейных людей недавно сказал: как хорошо, что больше нет этих глупых и ненужных поездок. Некоторые из них были небезынтересны, но по большому счету совершенно не нужны. Перегруженность, перенасыщенность должна была быть разряжена. Потому что мы невольно переходили какие-то границы...
Но я недавно услышала от известного философа, что творчество зависит от плотности коммуникации. Если это так, не обречены ли мы на фазу обеднения - культурного, творческого, интеллектуального?
Михаил Пиотровский: Насыщенная коммуникация очень важна. Но кого с кем? Всех со всеми? Но это столпотворение.
Чтобы коммуникация что-то рождала, она должна быть коммуникацией определенных людей или групп. А в пользе тотальной коммуникации, где каждый берет слово и каждое слово ты должен выслушивать, я не уверен.
Вот популярна идея: зритель должен участвовать в управлении музеем. Вообще-то да. Но не каждый, а определенный. Нужна дозированность и иерархия. И музейная, и человеческая. Иерархия подходов, рассказов.
В музее есть вещи, которые нужно видеть всегда, а есть вещи, которые не обязательно всегда видеть… Те, которые не обязательно видеть всегда, находятся в запасниках. И у нас вырисовывается интересная иерархия доступности. Под вечные вопли: "Откройте свои запасники и все раздайте", мы запасники открываем, но ничего из них не раздаем, а создаем из этого события.
Сейчас, например, стали открывать "запасные галереи", очень много дающие тем, кто хорошо посмотрел основные экспозиции. "Запасная галерея" европейской живописи XVII-XVIII веков получилась совершенно замечательной - с Рубенсами, Беллотто, Гольциусами. И это все ротируется - убирают португальские портреты, появляются немецкие. А рядом Восточные "запасные галереи" - Средняя и Центральная Азия, то, что обычно разъединено - настенные росписи Пенджикента и Безеклика.
То же самое происходит и в наших центрах-спутниках: вещи гуляют по выставкам, блестяще высвечиваясь в разных контекстах, и люди все это видят.
Иерархия - будь то значимость картин или возраст посетителей музея - не должна быть обидной, но она должна быть.
Пушкинская карта
О возрасте посетителей. Президент на "Прямой линии" предложил ввести для школьников и студентов в возрасте от 14 до 22 лет "Пушкинскую карту" - в том числе и для бесплатного похода в музей. Они ее получат?
Михаил Пиотровский: У нас сейчас - не знаю, хорошо это или плохо, раньше этого никогда не было - 60 процентов посетителей Эрмитажа моложе 35 лет. Просто потому, что эти люди пользуются интернетом, а большинство посетителей музея сегодня вынуждены заказывать билеты по интернету.
Идея "Пушкинской карты" абсолютно правильная и замечательная. Но пока не очень понятно, как это будет работать. Мы пока получили лишь дикий набор бумаг, требующих от нас доказательств, что мы имеем право войти в эту программу. Мы не будем доказывать, что мы стоящий музей. Потому что такой подход оскорбителен.
Хорошо бы также блокировать возможность продавать "Пушкинскую карту". Ну и конечно, за визит студента или школьника в музей деньги должен получать сам музей, а не какой-нибудь посредник. Важно, чтобы все было построено просто и легко, и студент пользовался бы "Пушкинской картой" как картой "Виза" или "Мир".
Угрожает ли культурным ценностям Афганистана победа "Талибана" ( запрещен в РФ - прим. ред.)?
Михаил Пиотровский: Насколько можно судить, политика движения талибов претерпела значительные изменения как в стратегическом, так и в тактическом плане. Хорошим показателем изменений к лучшему могут стать наши культурные связи, в частности в сфере музеев и археологии. У российских музеев и археологов давние связи с Афганистаном, и они все время продолжали развиваться. Недавно были подготовлены новые соглашения с музеями как Афганистана, так и Пакистана. И мы надеемся, что соглашения, которые подготовил музей искусства Востока, будут подписаны. Это как раз и покажет, произошли ли какие-то изменения в отношении к культурному наследию и его использованию на благо афганского народа. Мы надеемся, что наши культурные связи и наши контакты - через МИД - продолжатся.
О "Рамштайне", Линдеманне и авторских правах
Удается ли Эрмитажу защитить авторские права и уладить отношения с солистом группы Rammstein Тиллем Линдеманном?
Пиотровский: Эрмитаж защищал и защищает свои авторские права во всех сферах. Но защита эта связана прежде всего с достоинством великого музея и с особым контекстом, в который попадает его имя.
Разрешить Тиллю Линдеманну петь в Эрмитаже было для нас очень серьезным решением. Вообще в Эрмитаже такое не делается. Мы пошли, в общем, на уступку, это был жест доброй воли. Исходили из того, что он поет патриотическую песню "Любимый город" в День Победы. Возникало много важных аллюзий, и это был важный жест дружбы России и Германии. В ответ наш жест дружбы был использован для нарушения принципов дружбы.
Мы разбираемся со случившимся. Контактируем с Rammstein, они ответили нам письмом, что, по их мнению, они правы. Думаю, что юридически мы как-то урегулируем этот вопрос.
Но куда важнее наши отношениям с креативными индустриями Германии, а также отношения доверия между коммерческим и фундаментальным искусством, которое представляет Эрмитаж. В последнее время у нас налаживались нормальные отношения, когда можно было, понимая границы столь разных искусств, сотрудничать так, чтобы и деньги можно было заработать, и стать понятными широкой аудитории.
Но теперь хочется в ответ на наши жесты доброй воли дождаться нормального интеллигентного поведения. Речь идет как раз больше об интеллигентном поведении, чем об авторских правах.
Не получив ответа на вторую претензию, направленную музеем адвокату артиста, Государственный Эрмитаж обратился напрямую к маркетплейсу "Twelve X Twelve", на которой реализуется коллекция "NFTill". По итогу переговоров Государственного Эрмитажа с платформой "Twelve X Twelve", стороны пришли к успешному решению, учитывающему интересы всех сторон. Сообщаем, что музей официально разрешил на основании договора использование изображений интерьеров Государственного Эрмитажа в формате NFT в рамках проекта "NFtill" на маркетплейсе "Twelve X Twelve".
Из сообщения на платформе "Twelve X Twelve":
Дорогие друзья, как защитники авторских прав и прав собственности мы хотели бы высказаться о ситуации, возникшей в последние недели. Как некоторые из вас могли видеть, слышать или читать, запуск проекта NFT Тилля Линдеманна, демонстрирующих изображения Государственного Эрмитажа (Санкт-Петербург, Россия), вызвал настоящий переворот. И действительно, музей не знал о том, что его объекты фигурируют в NFT, и, следовательно, права музея нарушены.
Мы рады сообщить о решении вопроса. Мы напрямую обсудили с Государственным Эрмитажем сложившуюся ситуацию и работаем над ней совместно.
Те, кто приобрел вышеупомянутые NFT, могут быть спокойны - теперь мы можем гарантировать безопасность вашего коллекционного предмета.
Кроме того, мы хотели бы рекомендовать вам NFT-аукцион Государственного Эрмитажа. Представленная там коллекция состоит из пяти шедевров великих художников, созданных в виде цифровых копий сверхвысокого разрешения с подписью генерального директора Государственного Эрмитажа Михаила Пиотровского.
Благодарим вас за поддержку и понимание.