"Это жестокость России! Ненавижу эту страну"
Дидье Жакоб (Didier Jacob), "Le Nouvel Observateur", Франция.
Он ненавидит Россию, но обожает ее литературу: после Достоевского, Чехова и Гоголя, Андре Маркович сделал новый перевод Пушкина и поэтов его эпохи. Встреча с человеком, увлеченным своим деломЭто уникальная книга, написанная автором, которому нет равных. Андре Маркович (André Markowicz), известный своим неожиданным переводом Достоевского, который вызвал новую «битву за Эрнани», теперь взялся за Пушкина и его современников. Так он вспоминает всех поэтов русского романтизма, которые до сих пор неизвестны во Франции, поскольку писали в тени божественного Александра: это Батюшков, Баратынский, Гнедич, Вяземский и другие.
Сквозь стихи Маркович рассказывает нам о трагической судьбе их авторов (большинство из них закончили свои жизни в тюрьме или ссылке), начиная с самого Пушкина (1799-1837). Маркович пишет, что смерть его на дуэли была в действительности скрытым самоубийством. Вот в чем вся красота этой книги, название которой он одолжил у Осипа Мандельштама, - возможность читать ее не только как сборник стихотворений, но как роман в стихах, роман о грозной России и принесенном в жертву поколении.
- «Le Nouvel Observateur». Откуда у Вас такая страсть к Пушкину?
Андре Маркович. Русский – это мой родной, материнский язык, поскольку его передала мне именно мать. А русский язык – это в первую очередь Пушкин. У языка Пушкина – своя, в чем-то волшебная красота. Но дело не только в красоте. Моя мать выучила «Евгения Онегина» наизусть во время блокады Ленинграда, потому что у нее на руках умирала тетя, а в этой книге было много описаний разных кушаний. И то, что она читала тетке эти стихи о мясе и рокфоре, как-то ее подпитывало. Вот это и есть Пушкин.
- Пушкин в России – легенда. Как Вы думаете, есть ли во Франции равная ему фигура?
- Нет. Возьмем два примера. В 1937 году, во время больших сталинских чисток, отмечалось столетие со дня смерти Пушкина. Советские власти воспользовались этими торжествами, чтобы создать «пушкинскую традицию», а затем арестовывать и уничтожать всех тех, кто в эту традицию не вписывался. В начале февраля 1937 года председатель Союза писателей произнес эту знаменитую фразу: «Не признавать Пушкина – это государственное преступление». И это правда.
Человек, родной язык которого русский, не может не любить Пушкина. Мы можем не любить Виктора Гюго и, несмотря на это, ощущать себя французами. В тот же день в большом амфитеатре Сорбонны в Париже собралась вся российская эмиграция, чтобы чествовать Пушкина. То есть в один и тот же год этого человека чествовали как закоренелые сталинисты, так и самые ярые противники Сталина в мире.
- Чем объяснить такую популярность Пушкина?
- Пушкин – это часть повседневной жизни. Если вы сидите в кафе и уходите, не заплатив, потому что вы недовольны обслуживанием, официант побежит за вами с криками: «А платить кто будет, Пушкин?» Можно сравнить Пушкина с Шекспиром, однако Шекспир не будет платить за ваш кофе.
- Вы долго думали, прежде чем сказать себе: «Ну вот, теперь я могу взяться за Пушкина»?
- Десятки лет. Как музыкант, который решает взяться за Баха. Я очень близко к сердцу воспринял слова Ростроповича, который сказал, что в 70 лет он почувствовал, что готов исполнять его концерты для виолончели. Это не проблема техники. Техника существует, если она живет в теле вместе с сердцем. Без этого ничего не будет. Есть много текстов, которые я хотел бы включить в «Солнце Александра». Но я не смог. Потому что, посмотрев на некоторые из них, мне пришлось признаться самому себе: я недостаточно хорош для них. У меня не хватает духовных возможностей взяться за них.
- Действительно ли Пушкин выше своих современников в художественном смысле?
- Да. Здесь все, как в Англии. Почему Шекспир является Шекспиром, а Джон Донн – Джоном Донном? Мы не знаем. И при этом Донн очень велик. Но он – не Шекспир.
- Не поддерживает ли эту легенду трагическая смерть Пушкина?
- Мандельштам писал, что нужно выстраивать свою жизнь, как произведение искусства. И он говорил это, думая о Пушкине, который именно так и сделал. Он сам выбрал свою смерть. И после этого нужно было лишь найти подходящего идиота. Кого-то, кто согласился бы драться с ним на дуэли. Потому что ни один русский человек не согласился бы драться с ним. В 1836 году Пушкин находился в тупике, но он был христианином, и самоубийство было для него невозможным.
Тем не менее, он был игроком. Он искал драки со многими людьми, у дворян это называется набиваться на дуэль. Но не нашел. Однако Дантес, убийца Пушкина, был идиотом. Он ничего не понял. Дантес был нулем. Абсолютным. Человеком необыкновенной пошлости и цинизма. Пушкин был очень суеверен. Одна цыганка сказала ему, что причиной его смерти будет либо осел, либо блондин. Когда он увидел Дантеса, то сказал: «Это как раз два в одном». Потому что ослом русские называют тупицу.
- Вы знаете все его произведения?
- Большинство из них. Но я живу в Ренне, и, конечно же, есть книги, к которым у меня нету доступа. Например, очень красивый текст Николая Карамзина, который я включил в последний момент, потому что случайно нашел его на eBay в США, за две недели до сдачи рукописи.
- О чем говорится в этой романтической русской поэзии?
- Это поэзия о человеке, который противостоит Истории. Это первое столкновение русских художников с террором. Русский романтизм от французского также отличает большая экономия средств. Русский романтизм менее болтлив. Менее красноречив, чем поэзия Гюго или Ламартина. И это поэзия, в которой существует понятие разговора между поэтами. Да, существуют послания Гюго Ламартину, но они все же весьма эгоцентричны. А между всеми русскими поэтами того времени шел самый настоящий художественный диалог, который является основой культуры.
- Это было поколение с разбитой судьбой. Этих поэтов бросали в тюрьму, вешали, ссылали, практически все они плохо кончили. В том числе и Пушкин…
- Да, ведь это Россия. Это жестокость России. Какая жалость! Пушкин погиб в 37 лет. Лермонтов в 26. И оба они, так или иначе, сами искали смерти. И это как раз показывает, что особенность советского террора – это не террор. Это его промышленные масштабы. То есть в 1920-30-е годы власти позволяли себе убивать больше людей. Но суть в этом. Террор – это особенность государства в России. Когда Петр Великий строил Санкт-Петербург, он убил сотни тысяч людей. И Пушкин тоже говорит об этом. А когда он резал бороды боярам, сотни тысяч представителей знати, не соглашаясь на это, предпочли сожжение заживо.
- Русская поэзия оттого и красива настолько, потому что она все время ходит по краю?
- Русская поэзия не сосредоточена на самой себе. В ней нет графомании. Если человек пишет, значит ему действительно есть, что сказать. И он ставит свою жизнь на кон. Поэзия не для того, чтобы показать, как я умею что-то делать. Поэты действительно пишут, глядя смерти в лицо. Не метафоричной, а настоящей смерти. Русская поэзия – это акт веры.
- Ваш перевод Достоевского вызвал резкое отторжение у некоторых…
- Сначала вокруг него поднялся шум, а потом люди привыкли. Проблема в том, что Достоевский оказал серьезное влияние на всю французскую мысль в начале XX века. Так что взяться за Достоевского – это как взяться за Камю. С Пушкиным все по-другому. Здесь его никто не знает.
- Вы переводите все время?
- Нет, во всяком случае, не сижу ночами. Мои дни организованы следующим образом. Утром я перевожу прозу на компьютере. В 10.30 я выхожу в кафе. Там я уже перевожу с карандашом, и это стихи. Весь сборник «Солнце Александра» был переведен карандашом.
- Вы часто бываете в России?
- Нет. Я ненавижу эту страну.
- Вы ее ненавидите? Не может быть….
- Это грубая и чрезвычайно националистическая страна. Да и социальное неравенство сейчас настолько вопиюще. Это действительно противно. А потом, я терпеть не могу путешествовать. К счастью, у нас с Франсуазой Морван [его спутница, тоже переводчица] никогда не было отпуска. Мы устаем, когда не работаем. Когда путешествуем, например. Поэтому мы путешествуем как можно реже.
Источник: "Голос России".
________________________________________________
За что Ленский избил Ольгу? ("Англия", Великобритания)
Мой кумир Александр Пушкин ("The Guardian", Великобритания)
Когда российским поэтам рукоплескали стадионы ("The New York Times", США)
Об африканских принцах и русских поэтах ("International Herald Tribune", США)
Тише об этом Толстом! ("Gazeta Wyborcza", Польша)
Маяковский, денди и коммунист ("Le Figaro", Франция)