Открытое письмо Виктору Шендеровичу про стыдобесие

Уважаемый Виктор Анатольевич!

Ваше выступление на радио «Эхо Москвы» в канун Дня Победы оскорбило мое чувство юмора. Вами, очевидно, тоже двигали оскорбленные чувства. Мы сегодня поделились на ситуативных оскорбленцев и оскорблятцев: когда говорят чувства, разум молчит. Так как понятная эмоциональная реакция Ваших оппонентов в обсуждении поднятых Вами вопросов в основном не содержит цивилизованных аргументов, хочется поговорить в более интеллектуальном и конструктивном ключе.  

Жанр открытого письма я выбрал в том числе и потому, что по умолчанию он предполагает воспитанность, которая украшает общение знакомых, пусть и мельком, людей, и которой полемический угар частенько лишает. Также ему свойственно возводить опыт эмоционального прочтения текстов в статус рефлексии, которая нашему обществу, живущему по большей части лозунгами в духе «взвейтесь» да «развейтесь», сегодня была бы весьма полезна.

К случаю мне вспомнилась эпохальная и несколько неуравновешенная переписка тридцатипятилетней давности Натана Эйдельмана с Виктором Астафьевым, которого Вы представили своим в некотором смысле нравственным предтечей. Безотносительно существа их спора по «национальному вопросу», одну из мыслей Натана Яковлевича мне хочется напомнить: «Закон, завещанный величайшими мастерами, состоит в том, чтобы, размышляя о плохом, ужасном, прежде всего, до всех сторонних объяснений, винить себя, брать на себя; помнить, что нельзя освободить народ внешне более, чем он свободен изнутри (любимое Львом Толстым изречение Герцена). Что касается всех личных, общественных, народных несчастий, то, чем страшнее и сильнее они, тем в большей степени их первоисточники находятся внутри, а не снаружи. Только подобный нравственный подход ведет к истинному, высокому мастерству. Иной взгляд – самоубийство для художника, ибо обрекает его на злое бесплодие». 

Кстати, идею покаяния Астафьев формулировал существенно отличным от Вашего образом: «Немцы, те хоть каются – где словесно, где умственно. Есть, конечно, которые затаились и ненавидят, не без этого. Но в основном каются: они тяжко искупают свой грех – за нами вроде и греха нет! Ни за коллективизацию, ни за Гражданскую войну, ни за междуусобицы, ни за то, что в «локальных войнах» мы проливаем кровь и гробим русских людей. Ну, хотя бы за это покаяться! Ну хотя бы за то, что не прибрали косточки солдат своих, которые нам шкуры спасли и мир спасли, между прочим». Больше о Ваших словах напоминает высказывание Юрия Левитанского: «что меня вдвойне отодвигает от празднования этого – это то, что власти наши так неприлично эксплуатируют это: опять какие-то дивиденды с этого хотят получить, с этих слез, искренних слез этих людей, которые пережили, потеряли, а делать бы этого не должно».

Эти высказывания двух фронтовиков – из программы, вышедшей в эфире «Радио России» к пятидесятилетию Победы, при нашем так называемом демократическом режиме, который уже развязал к тому времени чеченскую бойню. Мысли о покаянии и эксплуатации памяти в Вашем выступлении – центральные. Меня они тоже очень сильно волнуют.

В 1995 году я работал на радио «Би-би-си», где мы с Вами и познакомились, и готовил юбилейную передачу. Прекрасно помню праздничное настроение, которое царило и в нашей московской, и в лондонской редакциях. Помню чужого на этом празднике жизни, нищего и озлобленного ветерана, который сказал во время уличного опроса: лучше б мы проиграли войну! Помню в той программе и потрясающий рассказ моего отца об атмосфере дня Победы, который он, пятнадцатилетний, встретил в Москве. До сих пор от воспоминания о его словах и интонации, от переданного ощущения радости и свободы у меня по спине бегут мурашки, а на глаза наворачиваются слезы.

9 мая я его поздравил и говорю: а вот Виктор Шендерович требует покаяния и стыда. Отец посмеялся и напомнил, как в одном приличном доме высказал когда-то мысль о том, что еврейскому народу стоило бы покаяться перед русским за революцию. Больше его туда не приглашали. Мысль о покаянии – совсем не праздная, довольно модная и почти всегда неуместная: по разным причинам. Помнится, на заре демократии интеллигенция уже требовала покаяния, и покаялся только один человек: Владимир Владимирович Познер. Прямо как поэт Бездомный, которого Коровьев подбил кричать «караул!» Сейчас много сожалеют о том, что не состоялся суд над КПСС. Живо представляю, как одни коммунисты судили бы других. Знакомые грабли.

А ведь мы, Виктор Анатольевич, прекрасно помним времена, когда сажали или выгоняли в эмиграцию диссидентов, входили в Афганистан и возвращались из него в цинковых гробах, сбивали южнокорейский «боинг», издевались над академиком Сахаровым. Времена, о которых Дмитрий Быков сегодня рассказывает: «Россия 83-го года, Россия Андропова – я хорошо ее помню – была гораздо более милосердна. К нам, по крайней мере, ездила Саманта Смит». Когда в Чистопольской тюрьме умирал Анатолий Марченко, который ценой своей жизни сподвиг Горбачева на освобождение политзаключенных, и мы с Вами, и Быков сидели на протестных кухнях, и из этих зон комфорта выходить на площадь не торопились. То ли дело в немилосердном сегодня.

Эти слова – не форма покаяния. Это – содержание памяти, которая не позволяет мне влезать на нравственный Монблан. Покаяние связано с очищением – от ненависти, претензий, иллюзий, высокомерия. К сожалению, сегодня оно – лишь инструмент пропагандистских манипуляций. Когда организатор дорогостоящих туров в Грузию Михаил Кожухов в канун Дня Победы кается перед грузинами за свое Отечество, это вызывает чувство неловкости. И не оттого, что каяться не в чем. А потому что этот нравственный акционизм начинает напоминать моду, заведенную движением BLM.

Идея покаяния прекрасна. Только не когда одни стоят на коленях, а другие принимают коленопреклонение как положенные дары. Покаяние не стоит путать с капитуляцией. Русские могут покаяться перед грузинами, а грузины – перед русскими. Взаимно стоило бы покаяться грузинам и абхазам, украинцам и русским, осетинам и грузинам, русским и евреям, армянам и азербайджанцам. Безгрешных нет. Покаяние нужно отличать от манипуляции, а стыд – от самоуничижения, которое, как известно, паче гордости. Но каяться и стыдиться у либеральной интеллигенции почему-то принято не за себя, а за других. Как так получается?

Виталий Манский однажды заявил: «Мы все просрали!» Ну вот, казалось бы, и покайтесь. А это становится поводом не для покаяния – для гордого протеста: мы здесь власть! Переводя на язык здравого смысла: «Мы всё просрали, но можем повторить!» Зато патриотический лозунг «Можем повторить!» становится предметом Вашего возмущения. Давайте разберемся, почему. Собственно говоря, это аналог известной фразы «Кто к нам с мечом придет, от меча и погибнет». Которая, кажется, ни у кого никогда претензий не вызывала. Наклейки на бамперах – это, разумеется, пошлость, как и любые шапкозакидательские настроения, но пошлости и идиотскому апломбу покорны адепты всех идеологий без исключения. Это, если угодно, приметы идеологии вообще. Потому что любая идеология – пошлость.

Вы говорите: «Мы развязали эту войну, мы за нее заплатили дороже всех. Но не сделали никаких выводов. Вот что трагично на исторической уже дистанции. Мы не сделали никаких выводов. Мы гордимся ужасом. Мы гордимся позором, стыдом и преступлением. Можем повторить. А значит, и Сталина, а значит, и Катынь. А значит, и концлагеря. И депортации». И далее: «Ты за Путина или против России? Опаньки. Это же то же самое. Это подмена. Это наперстки. Нами правят наперсточники». Простите, но эти тезисы – чистое шулерство. Кто не сделал никаких выводов? Кто гордится ужасом? Кто гордится стыдом, позором и преступлением? Что можем повторить? – Гордится Путин, когда встает на колени в Катыни или открывает мемориал жертвам сталинских репрессий? Может быть, мы с Прилепиным и Рубинштейном? Или Вы с Зюгановым и Иртеньевым? Что означает Ваша фигура речи? Кого подразумевает это расчеловечивающее обобщение?

Приписать оппоненту идиотскую точку зрения и с блеском ее разгромить – известный риторический прием. И в этом вся проблема. Вы спорите не с реальностью, а с конструктом, который сами создаете. При этом не забывая упомянуть непреложные истины: «Историю не переписывают, ее учат. Если ее учить, тогда можно избежать крови и позора в будущем. Если ее не учить, это означает, что кровь и позор ждет вас за ближайшим углом». Золотые слова. Еще стоило бы вспомнить Галича, о марксистском подходе к старине.

Второй вопрос – от чьего имени и за кого Вы требуете покаяния. Реконструируя Вашу точку зрения, предположу: от имени цивилизованного мира и европейских народов, освобожденных/порабощенных Красной Армией. Чтобы позор не выглядывал из-за ближайшего угла, напомню: раздел мира произвели Сталин, Рузвельт и Черчилль в Ялте, и у цивилизованного мира по этой теме вопросов не было. А отвечать за восточноевропейских коммунистов, радостно организовавших по советскому образцу тюрьмы для своих безропотных народов, и каяться перед ними за Вашего или моего дедов, погибших под Ленинградом, мне кажется довольно странным.

Если нам надо покаяться за Сталина, давайте покаемся вместе с грузинским народом. Хотя даже товарищ Сталин учил, что дети за отцов не отвечают.

Давайте сделаем это вместе с украинским народом, который молчал точно так же. Покаемся с ним и за Хрущева с Брежневым. Какую форму покаяния мы изберем? Покаянный конгресс? Поезда, пятиминутки или пикеты покаяния? Не знаю, правда, как придать этому занятию демократическую форму. Ведь едва ли не большинство людей социализм вполне искренне устраивал, да и каяться никто ни за кого не торопится. Возможно, большинство не доросло до нашего понимания свобод, но ведь и мы с Вами брали пример с поведения большинства, а не Буковского и Новодворской. Покаемся?

Да и «цивилизованный» мир довольно странно приводить в пример после истории американского рабства, Свободного государства Конго, первых британских концлагерей, вьетнамской войны, индийского Голодомора, латиноамериканских диктатур или антикоммунистического террора в Индонезии, количество жертв которого сравнимо с показателями нашего Большого террора. Или это – совсем другое дело? К сожалению, преступления против человечности не с коммунистов начались и не на коммунистах закончились. Идеологии лишь обслуживают пороки человеческой породы. Вам ли, биоинженеру человеческих душ, этого не знать?

Вы совершенно абсурдным образом пытаетесь противопоставить слоган «Никогда снова» лозунгу «Можем повторить», хотя первый предостерегает от повторения фашизма, а второй напоминает о победе над ним. Вы же не имеете в виду, что никогда снова нельзя победить фашизм? А он реанимируется на наших глазах, в свободной Украине, где после победы «революции достоинства» ставят памятники эсэсовцам – участникам Холокоста. Вас не смущает, что людей жгут в Одессе, а с гитлеровской Германией Вы сравниваете сегодняшнюю Россию?

Еще недавно прогрессивная интеллигенция издевалась над нашими пропагандистами, которые «выдумали» жутких бандеровцев. До сих пор смешно? Почему об одном надо забывать, а воспоминания о другом – хранить вечно? Пестовать память о ГУЛАГе и вычеркивать из сознания подвиг победителей фашизма? Зачем противопоставлять жертв тоталитаризма героям войны? Превращать их в заложников своей идеологии? Только потому, что «мы принесли кровь и страдание многим народам»? Да, принесли. Как и американцы, как и англичане, как и французы. «Уважаемые партнеры» не слишком-то каются, а нам ведь надо брать пример с цивилизованных демократий?

Сегодняшние призывы к стыду и покаянию я назвал бы по понятной аналогии стыдобесием. Раньше стыд был чем-то интимным. Потому что за себя. Или за то, чему мы не смогли помешать. За трусость, за беспомощность. Сегодня стыд и срам несут как знамена на параде пораженцев. Это – новая гордость. Праздник самоуничижения. Раньше герой бросал вызов толпе, сегодня толпа бросает вызов героям. Она знает, как было надо. Она ни за что не платит. Она выставляет счет. Не ведая стыда, растут из сора стихи. Пошлость и подлость – оттуда же. Это бесстыдство в новом платье короля морали. Теперь не стыдятся – диктуют моду на стыд. Божья роса глаза не выест.

Учителям гражданского стыда стоит задуматься, что на их призывы нормальные люди реагируют точно так же, как сами они реагировали бы, если бы их силком сгоняли маршировать по Красной площади. В свободном обществе люди вольны праздновать или не праздновать что угодно, радоваться и/или скорбеть на собственный вкус. А русский либерал чувствует себя призванным поучать, в каком именно строю должны шагать остальные. Наш плюрализм – свобода единственно верных мнений.

«Разделить героизм людей, которые освобождали свою землю и Европу, которую освобождали от подлости, вранья, мародерства. Политического интереса. Разделить. Потому что было и то, и другое. Это самое трудное – научить разделять. А просто поделить на наших и не наших и нашими гордиться, а других презирать – это патриотизм по Ямпольской и Толстому. А разделить надо добро от зла. А оно спутано вот так, завязано кровавыми веревками», – говорите Вы, а я пытаюсь понять, как именно Вы предполагаете разделять и властвовать над умами.

Красная армия не освобождала Европу от подлости, вранья и мародерства. Она просто уничтожала врага. Для нас враг был Злом, для кого-то – Добром. «Нашими гордиться, а других презирать» – это не «патриотизм по Ямпольской и Толстому», а окопное мышление, свойственное нынче в основном диванным бойцам по обе стороны идеологического фронта. Любая война полна и высокого благородства, и мелкой подлости, и шекспировских страстей, которые нельзя отделить как мух от котлет.

Вспоминаю рассказ ветерана, которого соперник-командир отправил на неминуемую гибель в разведку за линию фронта. Отвертеться не удалось, но случилось выжить. Когда группа вернулась, он обнаружил мертвыми и командира, и девушку, которой они добивались: фашисты перешли в наступление, и разведчики оказались в тылу врага. Принадлежность к тому или иному лагерю еще не делает человека хорошим или плохим. Можно осуждать свою историю, но нельзя избавиться от нее: благодаря Победе и заплаченной за нее цене мы с Вами и появились на свет. Иначе – не светило.

Настоящие фронтовики не любили говорить о войне: они знали, что это такое. Героизировать прошлое – удел пропагандистов и потомков.

Это то, чем занимается и наша либеральная интеллигенция, отмывая «золотые девяностые». Мне те годы тоже по душе, потому что мне, как и Вам, повезло. Но судить по себе – типичная ошибка выживших. Точно тем же занимаются Ваши оппоненты, которые рассказывают, как замечательно жилось в 1937 или 1973 году.

Должны ли все чувствовать одно и то же? Разумеется, нет. Но человеку, который чувствует нечто отдельное от своего народа, странно предполагать, что народ обязан чувствовать то же, что и он. Можно не любить власть, которая распоряжается государственными праздниками, но с чего привязывать единственный подлинно народный праздник к ней – а тем более к своим отношениям с нею? Власти от этого не жарко и не холодно. Скорее полезно, поскольку на принадлежащей ей оппозиционной радиостанции Вы лишь способствуете активизации неприятного Вам патриотического чувства, которое приобретает анекдотический, если не антисемитский оттенок: «вся страна сплотилась против Шендеровича». Несложно догадаться о причинно-следственной связи, которая возникает в простодушных умах: если Вы против праздника Победы – значит, Вы против народа. Вы именно этого умозаключения своими словами пытались добиться? Думаю, нет, но вопрос целеполагания важен.

Великая гоголевская поэма аукается нам и сегодня, когда мертвые души закладывают не в опекунском совете, а в идеологическом ломбарде. Но мертвая душа – такой же оксюморон, как и бессмертный барак. А наши предки – не разменная монета. В День Победы они смотрят сквозь нас, и мы плачем их слезами. Они тоже были разными. Души нельзя искусственно объединить и насильственно разобщить. Наперстки не помогут пройти сквозь игольное ушко. Давайте уважать чувства друг друга.

Я готов подписаться под Вашими прекрасными словами: «именно способность отделить зерна от плевел, разобраться в своем прошлом и открывает человеку (и нации) путь в будущее». В девяностых, когда открыли, уж кажется, всю «правду о войне», такой вакханалии покаяния и стыда я не припомню. Не в правде, стало быть, дело – во лжи. Советская она или антисоветская – разницы никакой. К сожалению, правда не бывает красивой для всех. И для одной из сторон тоже. Правда, как и Победа, растет из грязи и крови. Но именно она может спасти мир.