Особое мнение: Максим Шевченко

http://www.youtube.com/watch?v=WtaAxJCEUOY

М.Майерс― 19 часов, 7 минут. Здравствуйте! У микрофона — Маша Майерс. Это программа «Особое мнение». И наш гость — журналист Максим Шевченко. Максим, здравствуйте!

М.Шевченко― Здравствуйте, Маша.

М.Майерс― Сегодня чуть раньше, в программе «Особое мнение» мы уже успели это обсудить с Виктором Шендеровичем. Новый пост в Телеграм-канале Алексея Навального, где он говорит о том, что к нему приезжала, как он выражается убогая пропагандистка с канала RТ Мария Бутина. И также мы получили информацию о том, что он похудел на 8 килограмм, но это даже не связано с нынешней голодовкой. Довольно активно это обсуждается.

М.Шевченко― А Бутина в качестве кого приезжала?

М.Майерс― В качестве журналиста телеканала Russia Today.

М.Шевченко― А как ее туда пустили?

М.Майерс― Хороший вопрос. Не знаю.

М.Шевченко― Мало того, что они человека запихнули в такую зону, в такой режим, где он страдает — еще к нему пускают журналистов пропагандистских помимо его воли, по всей видимости, которые начинают мучить. То есть видно, что заключение Навального абсолютно политически мотивировано. Сколько нам режим не говорит, что это уголовное дело — сам факт приезда туда Марии Бутиной, которая в штатах тоже была в тюрьме, в следствии, и сегодня является знаковой фигурой пропаганды кремлевской, говорит о том, что Навального используют в кремлевской пропаганде, чтобы его снимать. Просто интересно просто, как ее туда пустили. Туда не могут попасть адвокаты, не могут попасть другие люди, чтобы с ним встретиться. А Бутину пускают.

М.Майерс― А успешно используют, на ваш взгляд?

М.Шевченко― А чего там успешного? Алексей Навальный объявил голодовку. И как не относись к его взглядам политическим, — каждый заключенный, который объявляет голодовку, вызывает только сочувствие и поддержку. Вообще голодовка — это всегда последний способ борьбы с тюремщиками, с режимом. Потому что голодовку человек объявляет, не предполагая, что останется в живых. Голодовка не объявляется — Алексей Навальный, мы уверены в его характере, — что я сейчас поголодаю, а потом типа перестану. То есть голодовка, в принципе — это последний способ борьбы, когда человек говорит: «Либо я умираю, либо вы выполняете мои требования по смягчению режима и вообще, в целом.

Я считаю, что Алексей голодает за всех узников современного российского ГУЛАГа, за всех абсолютно, а не только за себя. Его борьба приобретает, конечно, символическое и масштабное значение.

М.Майерс― Дмитрий Гудков, политик пишет: «Садизм верхов и равнодушие низов». С садизмом верхов всё более-менее понятно. Это как раз колонка на сайте «Эхо Москвы» опубликованная, посвященная голодовке Навального. А что касается равнодушия низов, — почему это сочувствие к Алексею Навальному не носит всеобщий характер, на ваш взгляд?

М.Шевченко― Во-первых, это не так. Почему оно не носит? Просто люди, которые узнают об этом… В России всегда сочувствуют заключенным, тем более, которые голодают. Просто кто сообщает? Вот «Эхо Москвы» сообщает, я сообщаю в своих каких-то сетях социальных, кто-то еще сообщает, а так, в целом все молчат. Как об этом должны знать низы, по-вашему? Откуда они должны узнавать эту информацию? Поэтому, Маша, мы обвинять не будем, а вот то, что туда поехала Бутина — это, конечно, придает преследованию Навального системный характер политического уничтожения оппонента. Это, конечно, их ошибка. Я понимаю, что они хотели поглумиться на Алексеем Навальным, но тем самым они просто нам показали… Вот они раньше говорили: «Прокуратура так решила… ВСИН так решил…». Извините, Russia Today не ФСИН и не прокуратура. Russia Today — это важнейшая часть кремлевской пропагандистской машины. Поэтому значит, это не ФСИН и не прокуратура, а это в целом политическо-пропагандитская машина современной власти следит внимательно таким взглядом дракона-людоеда за мучениями Алексея Навального — вот что такое поездка Бутиной. Я считаю, что режим совершил страшную ошибку, послав ее туда. Он тем самым как бы раскрылся. Мы и так об этом догадывались, что это сознательное преследование и убийство Алексея Навального как политического оппонента. Зачем она туда поехала? Чтобы что — показать, что он хорошо живет?

М.Майерс― Я думаю, Максим, что мы об этом у знаем в тот момент, когда ее репортаж будет опубликован.

М.Шевченко― И Бутиной можете позвонить из «Эха Москвы», из эфира. Можем сейчас ей позвонить, набрать. Чего там? Звоните ей и спрашивайте: «Зачем вы туда поехали? Чтобы что — чтобы кого-то разоблачить? Вы думаете, там шо?»

Вот я сегодня с Демушкиным разговаривал. Очередной репортаж. Мы комментируем каждый пост Алексея Навального. На канале у меня будет. Дима рассказал, что такое голодовка, и как там содержатся на ЕПКТ, куда переведут. Он рассказывал, как дальше будет складываться судьба Алексея Навального.

М.Майерс― А что такое Е…

М.Шевченко― Ну… Усиленный камерного режима… На ИК-7 его, скорей всего, переведут из этой ИК-2 в Ковров, где будут содержать уже не на общем бараке, а в отдельной камере… фактически в тюрьму в тюрьме.

М.Майерс― Скажите, как вам кажется, чем сегодня сочувствующие люди и вообще российское общество может помочь Алексею Навальному?

М.Шевченко― Мы должны требовать перевода Алексея Навального, по крайней мере, под домашний арест и его лечения. Алексей Навальный является тяжелобольным человеком, перенесшим, предполагаем с высокой долей вероятности, отравление каким-то опасным веществом. Если смотреть на тот анамнез, который нам дали врачи в зарубежной клинике, где он был, то это крайне опасное заболевание… То есть не заболевание, извиняюсь, а травма, которая вызвана вторжением какого-то вещества внешнего.

М.Шевченко: Голодовку человек объявляет, не предполагая, что останется в живых

Кроме этого он был в искусственной коме. Искусственная кома по любому влияет на мозг и на нервную систему. Поэтому, я думаю, что в лице Алексея Навального система мучает и добивает тяжелобольного человека, у которого подорвана нервная система. Я думаю, что у него подорвано общее состояние организма. Психологически он, наверное, находится на последнем совершенно этапе. И поэтому, мне кажется, что они очень сильно рискуют.

Я понимаю, что они по инстанции отчитываются наверх: «Заключенный №1 находится под контролем. Мы его держим… Мы ужесточили…». Это же получится, как в сталинских репрессиях, когда каждый нижний, он, может, и не хотел расстреливать, но как ему отчитаться, что «я хорошо обхожусь с людьми»? Тебе же скажут: «Ты что, троцкистов обеляешь, что ли?» И сам пойдешь в эту яму. Поэтому надо того, кто находится внизу, в твоей власти, еще сильнее ужучить и примучить. А наверх так посмотреть по-собачьи и сказать: «Я тут нормально из него кровь пью, нормально мясо рву и кости ломаю».

Так устроена вообще универсальная система перемалывания человеческих жизней. Это то, что мы видим в ситуации с Алексеем Навальным.

М.Майерс― А как вы думаете, чего стоит всевозможные рассуждения на тему того, что с головы Навального не упадет ни один волос, что никаким образом…

М.Шевченко― Голодовка — это значит, что голос уже полетел с его головы. Алексей Навальный не тот человек, который бросается словами. Объявление голодовки Алексеем Навальным будет идти до финального конца, который сам Алексей Навальный сочтет возможным для себя. Скорей всего, он будет ее вести до конца. Заключенные решается на голодовку, когда он понимает, что ставка больше, чем жизнь, что жизнь ему не дорога.

М.Шевченко― Вот я записывал сегодня интервью с Алексеем Алексеевичем Венедиктовым, которое сегодня выйдет на моем YouTube-канале. Суперинтересное интервью. Алексей Алексеевич, пусть он простит меня, он напомнил голодовку, которую вели в Белфасте в премьерстве Маргарет Тэтчер ирландские республиканцы, члены Ирландской республиканской армии. 9 человек провели голодовку до смерти. Они умерли, но власть не пошла на выполнение их требований. Но они умерли, но он предпочли смерть. После 40 голодовки дней в теле человека происходят уже необходимые процессы. Поэтому я считаю, что это очень серьезное сообщение, и жизнь Алексея Навального находится под очень серьезной угрозой.

М.Майерс― Как вы считаете, как будет вести себя Кремль? Вот вы сказали фразу, что Алексей Навальный — человек, который не бросается словами, но Владимир Путин — это не политик, который, таким образом, позволит выкручивать себе руки.

М.Шевченко― Я не думаю, что это именно Путину в данном случае выкручивают руки. Самое страшное, что не лично с Путиным ведется борьба Алексеем Навальным, а с начальником зоны, с конкретным надсмотрщиком, с самой системой, которая абсолютно обезличена. Надо понять весь ужас такого сопротивления, что ты обращаешься не к Кощею Бессмертному, не дракону из сказки Шварца, который где-то там, а к какому-то серому человеку, который с лязганьем, хлопая дверцей, заглядывает к тебе в камеру: как ты, сдох — не сдох еще, живешь — не живешь, дышишь — не дышишь. Вот в чем ужас. Ежесекундная, ежеминутная, ежемгновенная борьба за человеческое достоинство и за жизнь.

А как будет себя вести система, понятно: сверху дадут распоряжение, если об этом будет доложено наверх: «Ну, чего там, выясните — нормально?» По инстанции пойдет запрос вниз, обратно вернется бумага, в которой будет написано: «Всё происходит в соответствии с нормами. Все нормы ФСИН соблюдаются в отношении такого-то заключенного. Нарушений нет. Заключенный ведет себя с нарушением норм, имеет 6 взысканий». Вот что там будет, Маша! Там не будет никакой беллетристики, там не будет никаких психологических упражнений. Это машина. Ее страшные колеса, как в романе Кафки, они независимо от того, кто вы — Йозеф К. или кто-то другой, человек вы, душа у вас есть или нет — процесс идет — процесс идет: вы приговорены к смерти. Вот что такое эта машина. Она абсолютно бездушна.

М.Майерс― Подождите. Таким образом, вы заставляете меня сделать вывод, что решения по Навальному принимаются на уровне надсмотрщика либо руководства колонией, а не в Кремле — так ли это?

М.Шевченко― Я не думаю, что они принимаются в Кремле.

М.Майерс― Ну, допустить или не допустить врача…

М.Шевченко― Я думаю, что уполномоченные переданы ФСИН и ФСИН является крайним. Поэтому я могу сказать, что сотрудники ФСИН должны знать, что они будут крайними, и они будут виновными.

М.Майерс― Господь с ними, подождите. Хорошо, давайте себе представим гипотетически, что может произойти…

М.Шевченко― Система его туда закинула, в эту пасть. Но в этой пасти есть мышцы, которые работают этими челюстями и зубы, которые дробят жизни и судьбы. Вот эти зубы и мышцы и есть теперь главные оппоненты Навального. Но в глобальном смысле, конечно, это система. Вы поймите, то система его уже не видит, он для нее уже не проблема. В этом-то и ужас.

М.Майерс― Серьезно?

М.Шевченко― Да! Вам кажется, что Алексей Навальный ведет титаническую борьбу, и что Путин начинает свой день с прочтения новостей из ИК-2. В то-то и дело, что вы заблуждаетесь.

М.Шевченко: Мы должны требовать перевода Алексея Навального, по крайней мере, под домашний арест и его лечения

М.Майерс― Но ведь Пескову каждый день приходится это комментировать.

М.Шевченко― Это потому что ему вопросы задают.

М.Майерс― Правильно. Потому что повестка поддерживается.

М.Шевченко― Если бы ему не задавали вопросы, он бы не комментировал. Это потому что благодаря журналистам «Эха Москвы», «Медузы», других информационных ресурсов эта тема поддерживается. А если вы перестанете задавать вопросы, мы перестанем это обсуждать, то это всё уйдет в песок, под спуд какой-то. Поэтому очень важно в каждой голодовке, чтобы заключенный чувствовал, что он не один, что на воле его поддерживают внимательные глаза.

У меня с Алексеем Навальным разные политические взгляды. Я внимательно читал его программу президентскую 18-го года. Но это не имеет сейчас значения. Его борьба — это борьба за тысячи людей, многих из которых я тоже встречал в этих тюрьмах, когда был членом СПЧ, которые сидят там несправедливо, сидят так, что их перемалывают эти страшные колеса. Поэтому поддержка сегодня Алексея Навального и задавание вопросов власти про его голодовку — это на самом деле одна из возможностей облегчить его судьбу. Хотя я не особенно в это верю.

М.Майерс― А скажите мне, пожалуйста, какие риски и существуют ли они и какие именно? Какие риски — не хотелось этого слова произносить, но, тем не менее, если с Навальным что-то случается на зоне — какие риски для власти, конкретно для Путина и для российской власти, и существуют ли эти риски, можете конкретизировать?

М.Шевченко― Никаких рисков для них нет. Они прекрасно понимают, что они перешли уже все возможные границы, все возможные риски уже остались позади, что санкции, которые введены, — хуже уже практически не будет. Они перестраивают экономику, переориентируют ее на Восток.

Байден — я видел сегодня его выступление, — он высказался про Путина достаточно подробно, что тот пугает американской угрозой. Но Байден понимает, что это не просто слова, что происходит значительное переформатирование, как у трансформера, всего этого Российского государства туда, как бы в другую экономику .

Конечно, есть попытка еще газ провести в Европу, и Европа тоже этого хочет. Но во многом уже поставлен крест на всех этих возможных негативных реакция Запада на Россию. Сам факт ареста Навального, его жестокое заключение, факт избиения дубинками людей, говорит о том, что такой микро-Тяньаньмэнь, расправа с западными либеральными ценностями, она уже случилась, и дальше отката назад быть не может. Они не дают слабину. Вот им, допустим, освободить Навального в этой ситуации сейчас — это то же самое (они так это видят), что показать типа свою слабость. У них есть какое-то странное убеждение, жуткое совершенно, языческое и варварское, что власть не может проявлять милосердие, что милосердие — это слабость. Поэтому, я думаю, что никакого милосердия с их стороны не будет, они будут гнуть до последнего. Если Навальный вдруг умрет не дай бог в этой тюрьме, они скажут: «Сам виноват — режим нарушал».

М.Майерс― Подождите, а, например, кейс Ходорковского — почему Ходорковского отпустили? «Пусси Райот» вышли на свободу.

М.Шевченко― Ходорковский — это была сделка фактически. Тогда это был 13-й год, это было перед Олимпиадой, это было до Украины, это было до всех мощных санкционных дел. И совсем была другая история, другой мир и совсем другая Россия. У Ходорковского мама болела тяжело, почему моральным поводом было его отпустить. Он же написал письмо, в котором он не просил о помиловании, а писал, по-моему, что то ли мама, то ли отец… — пусть Михаил Борисович простит меня за то, что я не помню точно, какой был повод, но, по-моему, такой — и это стало формальным поводом для президента его отпустить туда. Прилетал за ним Геншер.

Я не думаю, что сейчас будет что-то подобное. Я думаю, что те люди, которые толкнули Алексея Навального приехать в Россию, пусть всю жизнь потом знают, что они толкнули его фактически в объятия смерти, причем мучительной.

М.Майерс― А кто были эти люди, как вы предполагаете?

М.Шевченко― Кто-то из его окружения. Это не только я — это Венедиктов так предполагает, он так в эфире «Эха Москвы» высказался.

М.Майерс― А кто настолько влиятелен в его окружении, что может ему диктоват повестку?

М.Шевченко― Вот этот вопрос меня тоже очень сильно интересует.

М.Майерс― Тут есть вам вопрос, чтобы расставить акценты, вот Илья спрашивает: «Навальный — заложник?»

М.Шевченко― Нет, он пленный.

М.Майерс― С какой целью его демонстративно подвергают мучениям, с кем идет торг, если так можно выразиться? Торга нет?

М.Шевченко― Вы до конца не понимаете. Для системы Навальный мало чем отличается от сотен тысяч людей, которые там находятся. Его не подвергают мучениям. Просто луч нашего внимания высвечивает в лице Навального то, чему подвергается огромная масса людей в этом же самом ФСИН, но про которых вы ничего не знаете. Вы не знаете их имен, поэтому их безнаказанно пытают, бьют, ими заполняют ШИЗО — то холодные, то мы встречали в Челябинске в ИК-1 горячее ШИЗО, где температура всё время за 45 градусов (там горячие трубы проходят и маленькое окошечко наверху). То есть Навальный для системы, он только чуть-чуть может, блестками судьбы выделяется из этой общей массы. Но система одинаково спрессовывает в серую, безликую кашу, как ей кажется.

То, что в ИК-1 было в Ярославле, эти видео, где избивали этого мусульманина или грузина забили до смерти.

М.Майерс― Армянина, по-моему.

М.Шевченко: Cотрудники ФСИН должны знать, что они будут крайними, и они будут виновными

М.Шевченко― У нас есть из Иркутска эти сообщения, которые Gulagu.net публикует — рассказы о ситуации в тюрьмах. Их же мы не видим. Поэтому то, что происходит с Навальным — на виду. Навального не бьют специально в карцере, не бьют на зоне. К нему просто применяют по каждому микропараграфу нормы содержания. Как известно, нет ничего страшнее, когда с тобой поступают по уставу. В армии спрашивают: «Как — по уставу или…?».

М.Майерс― По-человечески.

М.Шевченко― Ну, не по-человечески, но, в общем… те, кто не знает, говорят: «По уставу». И по уставу ты не можешь остаться человеком просто-напросто. А здесь в сто раз хуже. Здесь увольнительных-то нету. Поэтому просто судьба Алексея Навального показала всю бесчеловечность тюрьмы. А тюрьма есть страшная изнанка воли. Бесчеловечность тюрьмы показывает и бесчеловечность современного российского общества, режима и всего этого государства, которое нацелено на подавление любого свободомыслия, любого акта свободной воли и на превращение всего только в коммерческую целесообразность.

ФСИН современная — это же тоже коммерческая структура. Меня спрашивали после прошлого эфира, чем ФСИН отличается от сталинского ГУЛАГа? Тем, что сталинский ГУЛАГ был в режиме единой экономики при всех его ужасах, а это — в режиме страны, которая культ наживы, служение золотому тельцу поставила во главу угла. И ФСИН — это самый черный подпол этого храма поклонения золотому тельцу, которым является Российская Федерация.

М.Майерс― А что вы имеете в виду конкретно? То есть это взятки?..

М.Шевченко― Нет, не взятки. Нажива. Во всем должна быть коммерческая выгода. Они, несмотря на весь их традиционалистский пафос — мы там древние, у нас православие — это просто ультралибералы экономические, которые во всем видят… Вот школа нерационально — школу сломать. Больница нерентабельно (людей мало живет, лечится) — больницу уничтожить. Хотите, чтобы у вас была зарплата, — сказал Собянин, — ломаем роддома, ломаем больницы в Москве, чтобы повысить зарплату учителям. Они всё меряют на деньги.

И ФСИН тоже измеряется деньгами. Заключенный является материальной единицей получения доход, но в интересах только не общества, как это было в СССР в страшные 30-е годы, а в интереса конкретных фигур, которые завязаны или на конкретную зону или не региональное, или на федеральное Управление ФСИН.

М.Майерс― Я не вчера родилась. Я знаю эти истории, про так крабов едят. Подождите. Если бы это было за деньги — кто-то крабов ест как Цапки — фоточки…

М.Шевченко― Я не знаю, кто ест крабов. Я заключенных не осуждаю.

М.Майерс― Я тоже не осуждаю. То есть те ребята, которые сидят и могут заплатить или их друзья или их родственники, они себя чувствуют на зоне более-менее комфортно.

М.Шевченко― Ну, конечно.

М.Майерс― Отлично…

М.Шевченко― Просто с родственников Навального брать никто не будет.

М.Майерс― Вот. Почему в случае с Навальным это не работает — потому что это политическая месть.

М.Шевченко― Потому что страшно взять. С кого брать, с Юли, что ли? Юле, что ли сказать: «Давай 300 тысяч — и твой муж будет сидеть покомфортней».

М.Майерс― Вы знаете, я думаю, что Юля была бы счастлива, если за 300 тысяч можно было спасти жизнь или здоровье Алексея Навального.

М.Шевченко― Маша, не будут с этим связываться, потому что это сразу станет известно всем. Коррупция — это подсудное дело.

М.Майерс― Коррупция, собственно, как плоть и кровь ФСИН, о которой вы только что говорили.

М.Шевченко― Как плоть и кровь капитализма отвратительной политической системы, которая уничтожает мою родину.

Был же вопрос от «Эха Москвы» к Дмитрию Пескову о вымирании российского народа. Признал Песков, что уменьшилось численность русского народа? Признал. Это факт.

М.Майерс― Ну, это факт. Это демографические показатели, тут и Пескова спрашивать не нужно.

М.Шевченко― Вот вам и итоги всех этих мероприятий в связи с построением демократии и реформированием российской жизни.

М.Майерс― Я хочу сказать, что в следующей части программы «Особое мнение» мне хотелось бы с Максимом Шевченко обсудит факт того, чтобы возглавите федеральный список кандидатов от «Российской партии свободы и справедливости на выборах в Государственную думу на выборах в 21-м году. Если у вас есть вопросы к Максиму Шевченко, пожалуйста, пишите: +7 985 970 45 45. Мы прерываемся на новости. Меня зовут Маша Майерс. Скоро вернемся.

НОВОСТИ

М.Майерс― 19 часов, 34 минуты. Мы возвращаемся. Ведущая Маша Майерс. Наш гость — журналист Максим Шевченко. Вы возглавите федеральный список кандидатов от «Российской партии свободы и справедливости» на выборах в Государственную думу на выборах 21-го года. Всё верно?

М.Шевченко― Да.

М.Майерс― А почему приняли такое решение и зачем вы это делаете?

М.Шевченко― Я принял это решение, потому что эта партия, конечно же, не имеет ничего общего со спойлерством. Раньше она была спойлером, но Андрей Богданов передал ее моему товарищу, которого я много лет знаю — Константину Рыкову. Костя Рыков — это замечательный организатор интеллектуального процесса, издатель, которые издал очень серьезные, интересные книги из цикла «Этногенез» в свое время. Руководил ресурсом мощным Russia.ru, на котором были десятки разных людей совершенно разных взглядов. И Костя мой очень хороший товарищ. Когда он мне это предложил, то я понял, что есть возможность получить в руки лицензию партийную по выдвижению своего списка людей по выдвижению в Государственную думу.

Есть люди, которые не могут идти по каким-то причинам с КПРФ, не хотят иметь отношений с властью, но готовы участвовать в политической борьбе. Таких людей очень много, поверьте. Это представители, допустим, национальных движений России, которых не устраивает в исполнении КПРФ абсолютно русоцентристская платформа КПРФ, делая ее из партии интернационалистов, какими должны были бы быть коммунисты, партию русских националистов левого толка, например.

Есть еще масса разных людей, которые принадлежат, условно говоря, к интеллигенции социал-демократического плана. И я вас уверяю, что уже очень много звонков и заявок от очень известных, очень серьезных, очень уважаемых лично мной — уверен, что и вами, когда вы узнаете их фамилии — людей поступило.

М.Майерс― А вы не скажете?

М.Шевченко: Мы открыты для всех, кто является оппозиционным по отношению к современной власти

М.Шевченко― Нет, на данный момент нет. Мы будем представлять этих людей по мере договоренностей с ними и превратим презентацию нашего списка, скажем так, в интересный сериал для журналистов и для общественности. Те, кто сегодня поливает нас грязью, называет нас спойлером и говорит всякие мерзкие слова… особенно меня поразило, честно говоря, совершенно просто непотребное поведение Сергея Удальцова, который совсем просто не следит за языком и позволяет себе выражения, которые, как говорится, кладут просто черту для человеческого общения. Я даже извинений после этого не хочу от него слышать.

Даже никаких основания у него для этого нету. Он со мной не переговорил. Они выпустили заявление исполкома «Левого фронта», даже не поставив меня об этом в известность. И я узнал только из Телеграм-каналов. Мне прислали члены «Левого фронта»: «А вот вы знаете, Максим Леонардович, что вот такое заявление?» Это, конечно, абсолютно недопустимые вещи. Так не ведут себя товарищи. Если это левая политика современная XXI века, то я, конечно, к такой левой политике, которая напоминает просто какую-то… в общем, я воздержусь от эпитетов в отличие от Сергея. Ну, непотребное какое-то действо. Я не хочу иметь ничего общего.

Я знаю, что у меня есть имя. Имя есть у тех людей, которые будут с нами идти в политическую борьбу. И мы пойдем. У нас есть видение страны. Название «Свобода и справедливость» — это была моя идея. Эта идея меня всю жизнь сопровождает.

Вот приведу пример. Допустим, мой покойный друг Орхан Джемаль. Орхан никогда не пошел бы с КПРФ, никогда в жизни бы. По разным причинам. Он шутил надо мной: «Чего ты там с коммунистами пошел?» Но вот был бы Орхан жив, он , уверен, сотрудничал с «Партией свободы и справедливости», понимаете? И таких людей достаточно много, разных людей. Не хочу сейчас называть их имена.

Или Гейдар Джемаль. Уверен, что Гейдар бы тоже сотрудничал. Могу привести разных других людей в пример. Лучше о мертвых говорить, чем о живых. Философы, разные интересные мыслители. Оппозиционное пространство России очень большое. И это пространство сегодня, оно не контактирует с системными партиями, потому что системные партии превратились просто в бронтозавров, как хайдеггеровские такие «вещи в себе», живущие просто за счет своих лицензий на политическую борьбу. И, как говорится, там уже выстроилась за эти годы очередь кандидатов на участие в политических выборах. Мы предлагаем совершенно новый проект. Мы открыты для всех, кто является оппозиционным по отношению к современной власти, и кто хочет в стране демократических перемен, кто хочет в стране патриотических перемен, социальных перемен. И поверьте, мы настроены очень серьезно.

М.Майерс― Максим, а не слишком ли лоскутный принцип для политической партии?

М.Шевченко― Нормальный. Демократическая коалиция лучше, чем сегодня фундаментальные, забронзовевшие, забюрократившиеся организации, которые смеют называть себя партиями, а давно превратились просто в игроков на политическом поле, которое курируется администрацией президента.

М.Майерс― Мой первый вопрос был, зачем вы это делаете и почему вы приняли такое решение?

М.Шевченко― Потому что мне это интересно, Маша.

М.Майерс― Не сомневаюсь. Я услышала, что вы не спойлер. Услышала комплименты в адрес Рыкова. Услышала критику в адрес Удальцова. Услышала то что все хорошие, «Свобода и справедливость» — классно. А можете более конкретно какие-то идеологические сущности просто? Помимо того, почему нет и помимо того, что есть свобода и справедливость.

М.Шевченко― Вы про программу?

М.Майерс― Да, про вашу повестку.

М.Шевченко― У нас четыре основных пункта повестки, которые я сформулировал, и мы обсудили с нашими товарищами. Первая повестка: преодоление варварских последствий социальных реформ, которые проведены ельцинско-путинским режимом в нашей стране. Мы хотим преодолеть последствия упразднения хозяйственной деятельности народов и русского народа на земле, превращения земли из средства производства для огромного числа людей просто в средства купли-продажи.

Второе: мы хотим, безусловно, преодолеть последствия реформы образования, которая превратила традиционную русскую, советскую школу, одну из лучших в мире просто во что-то непотребное, которая сегодня выпускает просто клонированных, заточенных на ЕГЭ молодых людей, у которых не развита ни душа, ни интеллект в должной мере, если родители не вкладываются в специального репетитора и специальную школу.

В России создана абсолютно варварская система двух коридоров. Один коридор элитного образования для богатых, а второй — для всех остальных. Я вот писал про хасавюртовскую школу, в которой в 4 смены учились школьники. По 40 человек в классе было. Понятно, в такой системе образование получить невозможно.

Мы хотим преодолеть последствия совершенно варварской реформы здравоохранения, которая привела к тому, что в момент приходит эпидемии страшной — как война пришла — система здравоохранения, в которую вкачивались триллионы, оказалась абсолютно не готова к этой беде. И по ходу дела… Я Собянина критикую, но он в Москве попытался выправить дело. А то, что в регионах происходит, это описать невозможно. Там просто развалины были абсолютно. Я постоянно делаю какие-то ролики или стримы, разговариваю с людьми, которые рассказывают из регионов о положении в здравоохранении. Это ад адский просто.

Последствия вступления России в ВТО. Безусловно, мы выступаем за выход России из ВТО, потому что она просто уничтожила малый и средний бизнес внутри страны, предав страну в руки финансовым спекулянтам и крупным олигархам, которые от вступления в ВТО выиграли. Но у нас, во Владимирской области, в других регионах центральной России, да по всей стране уничтожены были моногорода, завязанные на определенном производстве. Они были просто нерентабельны по отношению к завозимым китайским или иным товарам.

М.Шевченко: Мы хотим преодолеть последствия совершенно варварской реформы здравоохранения

М.Майерс― Как они таковыми станут?

М.Шевченко― Кредиты другие. Потому что кредитная система у вас в Европе идет под 1% — это еще большой считается процент, а здесь, в России если вам по 8-9% кредит получаете, это, считается, вы еще хорошо отделались. Маша, сейчас не хочу в детали углубляться. Я вам в целом по программе. Да, это социальные... Там еще есть разные пункты. Это примерно.

Что касается политических моментов. Мы выступаем за абсолютную прозрачность демократических выборов, в том числе, за контроль электронного голосования. Вот Алексей Алексеевич пообещал мне, что в Москве электронное голосование будет прозрачным. Поверьте, с нашей партией пойдут крупнейшие российские специалисты в сфере интернета и сфере IT. Вы узнаете их имена, когда мы их представим. Мы можем в каких-то регионах обеспечить, по крайней мере, достаточно внимательный надзор за электронным голосованием. Которое сегодня используется как способ фальсификации результатов выборов.

М.Шевченко― Мы выступаем за абсолютный доступ всех политических сил к открытой политической борьбе, против сговоров и тайных манипуляций разного рода. Хотя политика, конечно, она вся построена на каких-то договоренностях. Так бывает в нормальном, стабильном обществе.

Третий момент — это момент экологический. Шиес, мусорные протесты, мусорная реформа, Шиханы. Мы внимательно следим за этим. У нас есть специалисты по экологии, очень серьезные люди, которые делали экологические доклады, которые, в том числе, представлялись на очень серьезный уровень. Я лично знаком со всеми активистами Шиеса. Поддерживаю контакты с Шиханами. У нас очень хорошая связь с теми, кто борется против вырубки и выжигания сибирских лесов, кто выступает против того, чтобы сибирские города, такие, как Красноярск, покрывались угольной пылью. Мы выступаем за закрытие ТЭЦ, которая отапливает в современном XXI веке города углем, так, что города Сибири просто погружаются во тьму каждую зиму. Экология.

Четвертый пункт — это национальный вопрос. Я напомню, что я был единственным членом Совета по межнациональным отношениям, который выступил против включения в Конституцию особой роли, государствообразующей роли русского народа. Я выступил против запрета преподавания языков, ущемления национальных языков. Я стою на позиции ленинской. Я считаю, что русский язык не нуждается в специальной бюрократической поддержке. Как писал Ленин в работе «О национальной гордости великороссов», великий русский язык — язык Толстого, Чехова и Тургенева, — Достоевского Ленин не очень любил, поэтому не упоминал его, — он сам по себе будет овладевать общество. А вот поддерживать национальные языки мы обязаны. Поэтому мы выступаем за федерализм, за национальные языки, за поддержку национальных культур. Мы выступаем за подлинное многообразие, против того шовинизма, которые сегодня демонстрирует российская власть.

М.Шевченко: Я стою на позиции ленинской. Считаю, что русский язык не нуждается в специальной бюрократической поддержке

Это 4 основных положения нашей программы.

М.Майерс― Ничего я не успеваю вам возразить, к сожалению. Максим Шевченко, опытный журналист. Мне совершенно не осталось времени, чтобы задать вам каверзные вопросы.

М.Шевченко― Вы меня специально позовите — я отвечу на все ваши каверзные вопросы.

М.Майерс― Договорились. Журналист Максим Шевченко был героем программы «Особое мнение». Меня зовут Маша Майерс. Я совсем скоро вернусь в студию вместе с главным редактором «Эхо Москвы» Алексеем Венедиктовым в программе «Без посредников».