«… И за хрен с ними!» Зрители оценили новый фильм Андрея Смирнова

Социальные сети по-разному отнеслись к фильму «За нас с вами», но все сошлись во мнении, что он очень актуален для сегодняшней России. Иван Зубов 24 мая 2023 года в кинотеатре «Художественный» в Москве прошла премьера нового фильма классика отечественного кинематографа, режиссера Андрея Смирнова «За нас с вами», снятого по его собственному сценарию, повествующего о конце сталинской эпохи. В ролях сыграли такие известные актеры, как: Юлия Снигирь, Александр Кузнецов, Андрей Смоляков, Ирина Розанова, Александр Устюгов, Леонид Ярмольник, Ксения Раппопорт, Иван Добронравов, Дмитрий Куличков, Нина Амелина и Антон Румянцев. Этот фильм сразу же появился и в социальных сетях, и вызвал множество откликов. Причем в большинстве из них цитировалась характеристика русского народа, произнесенная в этом фильме и ставшая его своеобразной квинтэссенцией: «Мы терпеливы, как никто на свете. Можем вынести то, что другим и не снилось. Не выносим мы только три вещи: чужой ум, красоту и талант». И хотя речь идет о далеких сталинских временах, с полным правом эти слова можно отнести и к современной России. Жаль, что большинство зрителей этого пафоса не поймут Блогер Алексей Портанский, упомянув, что два с половиной часа перед экраном пролетели для него незаметно, сетует на то, что его соотечественники в большинстве своем останутся безучастными к новому шедевру Смирнова: «Андрей Смирнов снял фильм-послание для соотечественников. Несколько лет назад аналогичным посланием была другая его, быть может, даже более яркая лента – «Француз». Еще раньше другие режиссеры тоже выпустили ряд запомнившихся работ о недавнем трагическом прошлом страны: «Московская сага» Дмитрия Барщевского, «Восток – Запад» Режиса Варнье, наконец, «Холодное лето пятьдесят третьего» Александра Прошкина. Какая доля россиян восприняла месседж, как модно нынче говорить, содержавшийся в этих выдающихся фильмах? По моему ощущению, процентов 20. А хотелось бы, чтобы было процентов 70. Тогда, пожалуй, и страна могла бы измениться». Смирнов сказал всё, что он думает о родине Сетевой аналитик Леонид Соколов, нашел в этой картине множество недостатков, но несмотря на это назвал ее выдающейся: Скажу сразу и прямо: из разряда искусства там одна сцена – пляска Василия и Раисы (Дмитрий Куличков – Нина Амелина). Это больше, чем пляска без вины наказанных родиной людей. Это вырвавшаяся из тела обгоревшая душа израненного на Курской дуге танкиста, это тот самый пляшущий на ветру факел-свеча, которыми горели подбитые машины в бою. А в судорогах Амелиной - вся боль русской бабы-коровы, которая вот-вот родит не то девочку, не то теленка. (…) А теперь о главном. Это выдающийся фильм, который обязателен к просмотру, и который станет обязательной кинематографической иллюстрацией к теме «Конец тирании Сталина». Если, конечно, трактовать его жанр как мокьюментари, документально-постановочную картину. Смирнов всегда подчеркивал, что «пока мы окончательно не сведём счёты с советским прошлым, оно будет возвращаться». Он один, как Сизиф, продолжает тащить в гору весь груз антисталинского сопротивления и протеста. И Сталин явно ждет, когда Смирнов уйдет, чтобы выкопаться из могилы у кремлевской стены и пройти парадом по стране. То, что раньше ставилось Смирнову в упрек («вообще я клеветнически изображаю советскую жизнь и даже погоду, которая в фильме всегда плохая»), теперь оказалось удивительно точным проникновением в саму суть нашего отечества. В фильмах Смирнова всегда что-то придавливает тебя сверху будто крышкой на кипящей кастрюле, пахнет котлетами и подгоревшим молоком, там всегда «Осень», всем очень плохо и хочется удавиться. А еще желательно всех помыть и переодеть в чистое (напомню, что в «Белорусском вокзале» по требованию цензуры пришлось переснимать финальную сцену. Окуджаву там все первоначально пели грязными и чумазыми – такими, какими вернулись после спасения паренька-газовщика). Чудо этого фильма, так сказать, не в фасе, а в профиле. Не в анфиладе парадных портретов топовых актеров России. Все эти актерские звезды не больше, чем печеные яблоки вокруг запеченной гусыни-Снигирь. Это фильм не о героях первого плана, а о тех, кто на плане заднем, на галерке, о людях из очереди. Из очереди к тюремному окошку передач, из утренней переклички за мукой или бесконечной вереницы к пункту приема стеклотары. Здесь фон, массовка много важнее гарцующих «первачей». Здесь Снигирь и Раппопорт легко заменить, а вот Альбину Тиханову, Марину Клещеву, Ларису Домаскину, Розу Шмуклер, Юлию Авшарову и Галину Кашковскую заменить нельзя! Это они сделали этот фильм, и только они и запомнились. Очевидна и главная сцена этого фильма, в которой Смирнов сказал всё, что он думает о родине. Сцена, в которой весь яд 1953 года – Года змеи, и не только. Здесь вам и Эзоп, и умирающий Блок. Героиня Розановой идет вынимать слегка подгоревшую гусыню. - Поначадила, поначадила! Форточку хоть открой! - Это ж не моя вина, это у нас духовка такая. (Это реплика Розановой акцентирована и режиссерски, и операторски. Долгий фронтальный план, очень «увесистая», с нажимом подача проходных в общем-то слов. Узнаёте? Сантехник приходит в обком партии чинить кран. Смотрит и говорит: «Да здесь не только кран, здесь всю систему менять надо!») Дальше больше. Персонаж Марины Клещевой просит печеное яблоко из блюда с гусём. Получает – и впивается в него зубами. И здесь у Смирнова ничего случайного. «Россия съела меня, как глупая чушка своего поросенка» (Александр Блок). Да, свинообразная, неприятная, даже отвратительная тетка-Россия (еще раз браво Марине Клещёвой), как чушка, пожирает собственных детей: следующая сцена – арест профессора Петкевича (Алексей Смоляков). Вот что за «яблочко» сжевала бабка-наша страна… (…) И что было делать Смирнову? Поэтому правдив у него только задник, второй план, а поверх этого, как на старинных иконах, как у «Святой Троицы», наложен новый слой. Как способ проявить то, что у людей было в головах. Как бы озвучить беззвучное. Да, это вымысел. Но художественный вымысел. Совершенно справедливый по содержанию, но фантастичный по способу реализации. Всё, что болтают в этом фильме, никогда не делалось публично – только под одеялом и с включенной на весь напор водой в ванной (впрочем, как и сейчас!), но сами по себе эти разговоры – святая правда. Их «опубличенность» в ЗНсВ – только прием, заимствованный из багажа фэнтэзи или арсенала палаты №6, в которой сидит Наполеон, и на то, что он мелет, никто не обращает внимания. Перефразируя одного писателя, можно сказать: «После этого фильма хочется перестать терпеть. И давно пора». За нас с вами!». Ненасытная пасть террора сожрет всех, пережует и выплюнет Журналист Наталья Киселёва считает, что этот фильм - мощнейшее гуманистическое высказывание, и советует: «Бегите скорее, пока его не запретили, отменили, растоптали и объявили вне закона, как все прекрасное, что рождается в этой стране. Хотя здесь все так тонко зашифровано, что товарищ майор, может, и не понял ничего. Тонко для майора и толсто для тех, у кого ещё нет «не все так однозначно» головного мозга.  (…) Конец 1952 года, в Советском союзе диктаторский террор, доносы, аресты, людоедские законы, все живут в страхе, во всем виноваты американцы и Запад, шпионская паранойя и нищета. В большой коммунальной квартире на Большой Пироговке живет семья Петкевичей. Профессор философии Павел Казимирович, его жена Ангелина Федоровна, их дочь Дина, редактор издательства, с мужем-партийцем и сыном-школьником. Красный террор идет где-то там, не с ними, за пределами их со вкусом обставленной комнаты с огромными окнами. Они пьют чай из красивого немецкого сервиза, обсуждают немецких философов, дарят друг другу томики Цветаевой, слушают джаз, Голос Америки и готовят оливье по первоначальному рецепту, без картошки, чтобы не было как в столовке. Террор начинается на кухне коммуналки, когда они жарят слишком хорошую рыбу, в коридоре, когда они покупают слишком много творога, в бесконечных очередях за продуктами, когда у Ангелины Федоровны слишком хорошее пальто, в деканате, когда Павел Казимирович слишком умный и много позволяет себе и студентам. И везде, потому что Дина слишком красивая. Они пытаются остаться собой в это тяжелое время. Пытаются не предать себя, пытаются жить как до войны. Пытаются читать, писать, мыслить, рассуждать, говорить правду, видеть красоту вокруг. Пытаются любить. Но ненасытная пасть террора сожрет всех, переломает хребет, пережует кости, переварит и выплюнет. Всех, вообще всех. Каждого. Особенно тех, кто читает, пишет, мыслит, рассуждает, говорит правду, видит красоту вокруг. И тех, кто любит. Тост главных героев «За нас с вами и за хрен с ними» как молитва, чтобы выжить и не сойти у ума. «За нас с вами и за хрен с ними» как обещание, что у этого террора ничего не получится. «Название фильма «За нас с вами» как шифр для своих, кто понимает, кто это «с ними». Фильм идет два с половиной часа. Вы начнёте рыдать где-то на двадцатой минуте. Вы не заметите этого, вы не поймёте почему. В фильме нет страшных сцен. Нет крови, нет пыток, нет допросов. Но это мощнейшее гуманистическое высказывание, которое разбивает весь бравурный пафос о «народе-победителе», к которому относятся как к скоту и расходному материалу. Не могу не сказать про актеров. Это феноменально. Никогда в российском кино я не видела такой работы с массовкой и эпизодическими ролями. Чтобы не было ни одного случайного человека, ни одной ненужной фразы, ни одной не той интонации. Любимые Юлия Снигирь (Дина) и Ксения Раппопорт (Зина Лурье, коллега и подруга Дины) тончайшие, на кончиках пальцев. Все их разговоры слово в слово были у меня с подругами после побега. Все это желание остаться собой, желание любить, нежелание любить, эти внутренние метания, эта дружба, все это не про тогда. Про сейчас. «В этой проклятой стране выживет только любовь». Дмитрий Куличков (фронтовик Василий, бывший военнопленный) – открытие. Именно со сцены его танца под бравурную «Дорогу на Берлин» Утесова я начала рыдать в три ручья и больше не остановилась. И его вопль «Человекь я иль хто?» он тоже за нас с вами. И хрен с ними». Зрители реагируют так, будто это сегодня происходит Публицист Николай Травкин тоже свидетельствует об актуальности этой картины: «Особый дар у режиссёра Андрея Смирнова — одинаково тонко прописать чёрточки характера героев вне зависимости от их социального статуса. Поэтому картины Андрея Сергеевича понятны и глубинному народу, и разночинцам, и интеллигенции. Именно по этой причине каждый проходящий мимо к/т «Художественный» мысленно дочитывал название «… И ХРЕН С НИМИ!» Кино, кстати, как раз про это. Про «нас» и про «них». На экране 1953 год. Эпоха другая, с того времени три поколения сменились… А люди реагируют, будто сегодня происходит. На экране: «Ох, горе то какое… как же мы теперь без него… нас же теперь Америка разбомбит…» И зал взрывается аплодисментами. Власть у нас сообразительная. Что та, что нынешняя. Раз народ хлопает не там, где надо, то фильм на большой экран вряд ли пустят. Однако, в мире интернета живём, пробьётся к зрителю. Да и Андрею Смирнову не привыкать — ему всё время чего-нибудь запрещают. Ну, а мы с вами поздравим Андрея Сергеевича и творческий коллектив картины с премьерой и чокнемся под истинно народный тост: «ЗА НАС С ВАМИ И ХРЕН С НИМИ!» По-настоящему сильного высказывания, увы, не получилось Впрочем, немало было и критических отзывов на новый фильм. Некоторые критики задавались вопросом: зачем Смирнов стал снимать практически то же самое, что и Алексей Герман в своем гениальном «Хрусталев, машину!», в котором исчерпывающе сказано о той эпохе?    Аналитик Владимир Генин недоумевает: «Фильм, увы, не цепляет. И не только из-за главной актрисы. Конечно, художественная правда - это совсем не то, что документальная. Но как-то не складывается ни с той, ни с другой. Какая-то не та атмосфера. Можно подумать, что люди забыли про 30-е годы и про то, что происходило снова после окончания войны. Да моя бабушка даже в 60-е понижала голос и шикала на всех, даже когда разговаривали на «опасные» темы в собственной квартире безо всяких соседей или незнакомых гостей. Боялись разговаривать около телефонного аппарата. Такое ощущение, что фильм снимался про другое время - я поначалу подумал, что это 1947-й. Интеллигенцию-то утюжили уже с постановлений 1946, а уж после убийства Михоэлса в 1948-м атмосфера была совершенно другая. Даже смерть Сталина показана так, будто у большинства жизнь идет дальше, а убивается только пара ненормальных на кухне. Нет, не складывается. Если героев настигает любовь, как задумал автор, то она их настигла в момент острого помешательства большинства людей, которые были уверены в том, что жизнь со смертью Сталина вообще прекратится. Люди повсюду рыдали в истерике, и тогда эта любовь героев могла бы быть вопреки и подымать фильм до катарсиса. Но ему, увы, неоткуда было взяться в этом фильме, потому что и трагедии никакой нет. Ни умопомешательств, ни скорбного безмолвия, ни копошения бессмысленного муравейника - ни одна из возможностей сильного контраста не была использована. Фильм может быть сколько угодно идейно верным, но без сильной кинематографии он становится бесцветным. В отличие от «Волконогова».  Я как-то даже начал себя ловить на том, что смотрю на всю эту интеллигенцию глазами, страшно сказать, народа. Короче говоря, ни драматургически, ни кинематографически фильм не произвел того впечатления, который должен был бы произвести. Мне кажется, большинство хвалящих отдают должное достойнейшей позиции Смирнова и его усилиям снять сейчас такой фильм. Это как-то заслонило от них то, что по-настоящему сильного высказывания, увы, не получилось». Солидарна с Гениным и блогер Юлия Глезарова: «В общем, впечатления тяжкое: замах явно был на шедевр, а получилось в результате нечто средненькое, сериально-гламурненькое, и, главное - ненужное сейчас вообще никому, кроме киноведов и киноманов, привыкших смотреть все подряд. А финал вообще - лютая и злая пошлость. Правда, с точки зрения истории РФ пошлость эта точна, как удар под дых. Но от этого она не перестает быть пошлостью. Разочарована».