Большое интервью Татьяны Устиновой: Русский детектив превосходит западную скукотищу

Писательница Татьяна Устинова рассказала ФАН о кардинальном отличии русского детективного романа от современного западного.

Российская писательница-прозаик, автор детективных романов, сценарист, переводчик и телеведущая Татьяна Устинова в большом эксклюзивном интервью ФАН рассказала, чем русский детектив отличается от западного, в чем главная цель ее программы «Мой герой» и ее новой, еще не вышедшей повести.

Писательница также поделилась «инструментами» для достойной жизни и объяснила, почему никогда не присутствует на съемках экранизаций собственных книг.

«Я — простая русская баба»

— Татьяна Витальевна, вы — одна самых заметных женщин в современной российской литературе. Вы добились успеха в жизни на всех поприщах: писатель, сценарист, телеведущая, но еще и женщина, мать. На всех этих направлениях, что нового случилось за год с предыдущего дня рождения. Какое событие самое яркое?

— С предыдущего дня рождения я написала роман «Серьга Артемиды», я написала повесть, которая еще не вышла. Причем для меня это дело новое. Я написала повесть про ледокол. Там все действие происходит вокруг строительства ледокола «Ленин» в 1956–1957 годах. Там, разумеется, есть всякие интриги и сложности…

— Вы занимаетесь разной деятельностью: писательство, телевидение, вы работали в администрации президента Ельцина — это все временные отрезки творческого пути или все влито в одну карьерную реку? Как вы успеваете многим и разным заниматься профессионально?

— Я прежде всего писатель. И это самое главное в моей жизни. И если я могу жить без телевидения или радио, то без писательской работы — нет. И если я в данный момент ничего не пишу, я начинаю писать бесконечное количество каких-то заметок, записок, очерков, эссе, зарисовок, этюдов. Это кипа бумаги, все пишется от руки, я начинаю как ненормальная давать письменные интервью. Хотя, когда я работаю и пишу книжку, я стараюсь письменных интервью избегать, я и так все время пишу.

Тем не менее, и на ТВ, и на радио работа очень интересная. И когда она есть, я просто счастлива, мне очень нравится эта работа.

— С одной стороны, вы — писательница, ваша биография складывалась так, что вы были в элите, в творческой среде обитания. С другой – типичная московская женщина, которая любит быт, двор, помогать, застолье, соседство…

— Абсолютно! Я совершенно простая русская баба, но только читающая книжки и пишущая их.

— В каждой книжке присутствует автор, мы с ним разговариваем. Вы сами себя описали в каком-нибудь своем романе?

— Наверное, ближе всех ко мне Маня Поливанова — есть у меня такая героиня. Она писательница, пишет под псевдонимом Марина Покровская. Она, наверное, на меня похожа. Но так, чтобы я писала о себе — нет, так я никогда не делала.

Но автор присутствует везде. Он присутствует не обязательно в героине, но он присутствует в герое, и в мамаше героя. И в собаке, которая бежит по улице, и в старушке, которая в дурном настроении выходит со своей вредной левреткой гулять в двор. Во всем этом есть я в том или ином состоянии и настроении, жизненной ситуации.

«В иностранных детективах нечего читать»

— Каких своих коллег по детективному жанру вы читаете? Чем отличается отечественный детектив от зарубежного? Как говорится, найдите десять отличий.

— Между российским и зарубежным детективом я найду даже больше десяти отличий. Детектив российский и детектив зарубежный — это абсолютно разные жанры.

Потому что ни один из российских авторов, пишущих детективы, не пишет детективы. Все пишут романы о жизни, романы о людях, романы о Российской Империи, что нам блистательно демонстрирует Борис Акунин. Романы о женской судьбе, что нам блистательно демонстрирует Александра Маринина.

А западный детектив — это история о том, как в стерильном баре в Норвегии зарезали гомосексуалиста, и сыщик для того, чтобы распутать этот клубок, тоже становится гомосексуалистом, потому что он должен понять психологию убийцы. А потом он упрятывает убийцу в тюрьму, а потом его выпускают, потому что у него есть адвокат.

Никаких там нет характеров в большинстве своем, никаких там нет перипетий. Я сейчас говорю о современных детективах, не о Дике Френсисе не о Рексе Стауте, не о Стэнли Гарднере, я говорю о современности. Там есть несуществующие в жизни, высосанные из пальца проблемы.

Я недавно наткнулась на испанский детектив, думала, сойду с ума. Героиня-полицейская гонится за преступником и попутно расставляет феминистические ловушки и раздает феминистические подзатыльники. Невыносимо скучно!

Потом, я все-таки пишущий человек, я пишу истории, в которых есть логическая связка. Как правило, в иностранных детективах я всегда с первой страницы знаю, кто укокошил гомосексуалиста в баре. А больше читать там нечего.

А у того же Акунина мне вообще все равно, кто кого укокошил. Мне так интересно, как в этом разбирается Пелагия или Фандорин, что они для этого делают, какие претерпевают трудности, какие пишут письма! А потом автор мне объявляет, что купца Сивохина убил подьячий Тихий. Ну и хорошо, думаю я, очень хорошо. Это не самое главное, что я извлекаю из детектива.

— Профессиональным писателем может считаться тот, кто получает доход от своей основной деятельности. Или в России нет этой профессии?

— Если у автора большие тиражи, разумеется, жить можно, а если маленькие — нельзя. Но дело ведь в том, что так было всегда. Я не знаю никаких других путей, которыми автор пришел бы к большим тиражам.

Я писала свои книжки, они выходили тиражом в полтора экземпляра, их никто никогда не видел, он пропадали, видимо, на складе. Я получала 100 долларов за роман, и в издательстве мне говорили, что это хорошие деньги и нужно соглашаться — и я соглашалась. Мне было страшно интересно, для меня это было огромным событием — мою книжку печатают и мне еще за это дают сто долларов! Можете себе представить?

Содержал меня в это мой муж, а потом, когда тиражи стали прибавляться и прибавляться, я стала содержать себя сама и получать какие-то приличные гонорары. Это было 20 лет назад, но сейчас точно так же все. Сначала автор, конечно, жить на гонорары не может, им неоткуда взяться. Но со временем — может.

— Есть ли у вас самой статистика тиражей выпущенных книг, вашего рейтинга писательского или это только в Википедии надо смотреть?

— Лучше не смотреть Википедию, там написано, что мой муж — Михаил Семенович Кулатухин, актер Театра Луны, а я точно знаю, что мой муж — Евгений Вадимович Устинов, доктор физико-математических наук. Лучше в издательство позвонить и спросить про тиражи и место. Я точно не знаю. А что касается количества книг, то я писала сейчас повесть, и у этой книги порядковый номер 42.

«Люди приходят поговорить»

— Вы ведете авторскую передачу «Мой герой», к вам на интервью приходят артисты, политические деятели. Мало к кому с радостью приходят такие персоны, чтобы поговорить на равных. Вы с ними говорите как Татьяна Устинова или просто как ведущая, которая должна раскрыть героя? И что это общение дает вам?

— Это общение абсолютно на равных. Такому умению меня научил Андрей Максимов — на мой взгляд, один из лучших русских интервьюеров. Хороших интервьюеров вообще мало.

Когда я только начинала работать в жанре интервью на радио, у меня ничего не получалось. Я старалась «выпрыгивать из штанов», быть умнее, чем нужно, чем мне хочется и чем я есть на самом деле, быть очень интересной для героя, который ко мне приходит.

А потом Андрей сказал: «Послушайте, не надо ничего. Есть два очень важных правила: во-первых, нужно к интервью готовиться, то есть знать о герое чем больше, тем лучше, а во-вторых — разговаривать о том, что интересно лично вам. Не о том, что вам заказал канал, попросил продюсер, написал редактор. Вы все это должны посмотреть, оценить, но дальше — разговаривать о том, что вам интересно. Только тогда будет получаться. И это абсолютно золотое правило, оно действует, это правда.

Только говоря с героем о том, что мне интересно, я получаю отклик. Потому что любой человек в собеседнике чувствует, искренний у того интерес или «приделанный». Я стараюсь, чтобы интерес был искренний. У меня получается, иногда хуже, иногда лучше, иногда для этого вообще ничего не надо делать.

Если приходит такой человек, как Марк Захаров, мне ничего не нужно придумывать, потому что мне просто сидеть и смотреть на него, как и большинству людей в нашей стране, было интересно. А если приходит молодой артист Виктор Викторович Хориняк, который играет во всех «богатырях» и во всех роликах, очень хороший молодой артист, то мне как раз интересно, какой он, что такого в этом парне есть, за что хватаются режиссеры.

Я во время беседы понимаю, что он очень веселый, очень доброжелательный, расположенный к людям. Он не закатывает глаза, не делает брови домиком и губы куриной гузкой, он шутит, с ним легко и приятно. Я понимаю, почему с ним легко работать, кроме того, он еще и талантлив. Самое главное — это искренний интерес.

— С какой целью вы приглашаете гостей на интервью? Что это дает людям, которые к вам приходят и что вы вместе создаете в итоге?

— Они приходят поговорить. Это страшный дефицит сейчас в мире, окружающем нас, — умение говорить друг с другом. Никто не умеет, все разучились, или некогда, или неохота, или непонятно, что происходит в жизни.

По крайней мере, люди приходят поговорить. Мне так говорили и Ольга Тумайкина, и Иван Охлобыстин, который просто рассказал историю свой жизни. Он раньше ездил на всякие гастроли с гитарой, отплясывал чечетку. И, как он говорит, постепенно все сошло на нет. Он перестал возить с собой гитару и отбивать ногами чечетку, потому что неожиданно для всех оказалось, что люди приходят поговорить.

Это правда. В итоге получается общая с моим героем эмоция, которая к концу программы вырабатывается и складывается. Тогда мы договариваем до какой-то точки. А есть люди, с которыми хочется разговаривать еще три часа, и мне мало вот этого часа, что идет запись, и я хочу, чтобы человек дальше разговаривал со мной. Вот это удовольствие, которое мы получаем друг от друга и от разговора, передается зрителю.

А если зрителю за это время еще и удается что-то узнать об этом человеке, например, что он хороший отец или хороший сын, или страшно любит свою собаку, или играет в дурака, с соседской бабкой у которой все умерли — это прекрасно, это лучшее, что может быть.

— Вы сами выбираете гостей?

— Это производственный процесс, этим занимается канал, продюсеры канала и шеф-редактор.

— Кто-то из ваших гостей уже стал или станет прототипом героя или персонажа в романе? И становятся ли они вашими друзьями после программы?

— По-разному бывает. Еще никто близким другом пока не стал, потому что близкая дружба появляется только со временем. Но, например, познакомившись на программе с Пашей Трубинером, я с большим удовольствием с ним общаюсь. Или с Анатолием Белым и Кристиной Бабушкиной. Дружу я, пожалуй, с Максом Авериным, но я его знала и до программы.

Попадать в роман они, конечно, попадают! И если какой-то случай, рассказанный мне героем, мне очень нравится, я всегда спрашиваю разрешения, можно ли мне включить его в роман. Но мне как правило разрешают. Вот у меня в не вышедшей еще повести есть один герой, сосед главной героини, фронтовик, прошедший войну и вернувшийся инвалидом. Это одна из историй о родителях моего героя.

«Уезжаю в деревню — и жизнь моя прекрасна»

— Что-то новое произошло в семейной жизни?

— В жизни семейной у нас старший сын женился на своей прекрасной девушке Марине, с которой они учились в одном классе, а потом долго встречались, и вот наконец в прошлом году они поженились. Теперь у нас прибыло в семье — к нашим троим (У Татьяны Устиновой два сына и племянница — Прим. ФАН) у нас добавилась Марина, Мишкина жена.

— Мечтаете стать бабушкой?

— Да нет, я вообще не мечтаю стать бабушкой. История про родителей, которые говорят своим детям: «Когда, когда же вы подарите мне внуков?» — история не про нас с Женей (муж Татьяны Устиновой. — Прим. ФАН). Разумеется, будем счастливы видеть внуков, ну, это же интересно, что за люди. Но мы не сидим в ожидании, когда эти люди к нам припожалуют. Припожалуют — ну и отлично.

— Вы работали над своими произведениями в Кратово, «стародачном» поселке под Москвой. Там вам нравилось. Вы переехали? Вас там не видели давно.

— В Кратове — дом моей сестры, которая в прошлом году умерла. Жить там мы не можем, ни Женя, ни я. Там живут дети, у которых более устойчивая нервная система и более благополучное, в силу возраста, отношение к жизни. А я вот уже целый год живу в деревне под Тверью. Причем это деревня, это никакой не коттеджный поселок, никакая не территория со шлагбаумами. Деревня, дома, там живут люди, и я одна из них. Прекрасно, что проложили скоростную трассу, платную Москва — Питер, поэтому мы доезжаем относительно быстро от наших мест работы.

Тем более, мне не нужно ездить на работу каждый день. Я езжу на работу на телевидение где-то раз в три-четыре недели и сразу надолго, потому что мы пишем пулы телевизионные несколько дней подряд. Потом уезжаю в деревню под Тверью — и жизнь моя прекрасна!

— Голос у вас удивительно молодой. Как вам удается быть в тренде? Где вы силы берете и что вами движет по жизни? И может ли здесь играть роль, что вы появились на свет в Пасху?

— Мне кажется, да, это знаковое, то, что я родилась в пасхальное воскресенье. И бабушка моя, строгих правил и строгих нравов (при ней всегда надо было ходить по струнке), когда хотела сказать мне приятное, а бывало это редко, говорила: «Тебе очень повезло в жизни, ты родилась в пасхальное воскресенье, не всем так везет».

Считаю, что это правда, это один из моментов такого везения. Я очень благодарна за то, как сложилась моя жизнь своим близким и Богу, который все устраивает на свой лад и на свое усмотрение.

Вокруг меня полным-полно интересных, умных, веселых людей. И на работе, и дома. У меня два сына, они разного возраста, одному почти 30, а другому — 20, племяннице — 24. И у каждого из них свой круг общения, свои друзья и приятели, которых я знаю сто лет, которые дружат с нами, со мной и с Женей — папой.

И вот такая бесконечная круговерть молодых вокруг нас — им почему-то с нами интересно, хотя иногда они и называют нас старыми пнями и замшелыми анахронистами, потому что ни муж мой, доктор наук, ни я совершенно не вовлечены в интернет-культуру. Больше того, позволяем себе в присутствии детей над ней смеяться. Они сразу начинают нас переубеждать и говорить, как это важно, и мы с Женькой оказываемся в двойном выигрыше.

Во-первых, мы таким образом узнаем абсолютно все, что происходит в интернете, потому что они нам это излагают. А во-вторых, мы имеем поле для бесконечного дискурса — и нам это очень нравится.

Потом, мне очень повезло с коллегами. Я работаю с совершенно замечательными людьми, у нас правда исключительно сложившийся, спаянный, и я даже не могу сказать коллектив — у нас тут союз. Мы бесконечно в делах друг друга: у кого-то кто-то заболел — мы собираем деньги, чтобы человек мог продержаться до зарплаты, у кого-то день рождения — покупаются торты. А если родился ребенок — «включаются» пеленальные столы, книжки детские — и все это постоянно, а не от случая к случаю.

«Автор на съемках — катастрофа!»

— Почти все ваши романы экранизированы. Вы принимаете участие, с вами советуются или кино живет своей жизнью?

— Да нет, конечно. Автор на площадке — это катастрофа! Автора на площадку не то, что не призывают, а стараются особенно не пускать, потому что он начнет там нудеть и бухтеть, что это не то, то не это, все не так.

Это нормальный авторский подход. Все стараются автора подальше услать с площадки, и в моем случае точно такая же ситуация. Вот мне продюсер говорит, что 16-го числа будут снимать в Ярославле, и я спрашиваю, можно ли приехать. С продюсером мы в чудесных дружеских отношениях, он говорит: «Конечно, приезжай». Я клянусь, что не буду мешать. Наступает 15-е, я звоню и говорю, что выезжаю, уже ведь завтра съемка. А продюсер мне говорит: «Какая съемка? А, перенесли на 14-е, уже отсняли».

И так бывает каждый раз. Поэтому никакого участия ни в кастинге, ни в написании сценария — это отдельная песня. Насколько я знаю, ни один автор не принимает участия, только на стадии согласования.

— Востребованы ли ваши произведения для производства сериалов?

— Сейчас снимается книжка «Серьга Артемиды», где действие происходит на карантине. А больше я пока еще ничего не написала.

— А есть у вас герой, который проходит через всю фильмографию, переходит их книги в книгу?

— Сквозных героев у меня нет, но есть несколько книг об одних и тех же героях, например Мане Поливановой, писательнице. В нескольких книгах присутствует Тимофей Кольцов.

— Если бы судьба дала бы вам карт-бланш, волшебную палочку, раз — и получить мгновенно новую профессию, новую жизнь, что бы вы выбрали?

— Я проснулась бы великим писателем. Совершенно согласна с Горьким Алексеем Максимовичем, который искренне считал, что нет на свете ничего лучше, чем литературная работа. Он считал, что любая другая работа — это впустую потраченное время. Он до самой смерти так считал.

Я абсолютно с ним солидарна. Лучшее, что только есть на свете, — литературная работа.

«Пока побеждает мракобесие»

— Что сегодня беспокоит вас больше всего?

— Беспокоит всеобщее одичание. Мне кажется, что оно беспокоит любого человека, живущего здесь и сейчас. Беспокоит, что в этой вечной борьбе просвещения и мракобесия сейчас победу одерживает мракобесие. Ежу понятно, что ТikTоk — это мракобесие, а Эразма Роттердамского читать — это Просвещение. Эразма Роттердамского никто не читает, а все смотрят ТikTоk. Это ужасно!

В Средневековье просвещение отступало под натиском мракобесия, но потом все-таки наступали просвещенные века. Вектор рано или поздно переложится.

Мы возвращаемся к абсолютно другой точке отсчета, которая как раз была в Средневековье. Когда есть очень небольшой просвещенный класс, который поначалу будет работать исключительно на себя и своих детей, создавая им условия для образования и жизни. Потом опять примется бороться за массы, за тех, кто не образован, сир, убог и нищ. И лет через 500 опять придет просвещение. По-другому не бывает.

— Ваши дети останутся жить в России?

— Да, конечно, для этого мы сделали все. У нас была совершенно железная установка, что дети сначала должны посмотреть великую русскую реку Волгу, а потом великую французскую реку Луара, и не наоборот.

И они здесь рождены, здесь будут работать. И самое главное, что у них присутствует — это чувство долга. Я считаю, что все, кто здесь родился, должны этой стране помогать.

— Тема похудения для вас — табу?

— Да нет, конечно, никакое не табу. Я вас умоляю, я же не актриса! Просто, когда десять лет назад я начала худеть, я весила 198 килограммов. Это я прекрасно помню, это записано в моей медицинской карточке. А сейчас я вешу 98 килограммов. Вожделенные 54 килограмма я не буду весить никогда. Никогда!

В моем случае это абсолютно медицинская история. Когда я в очередной раз позвонила врачу и своему другу и сказала: «Игорь Евгеньевич, я не умру? Я задыхаюсь, я падаю». Он мне сказал: «Татьяна Витальевна, вы не умрете, конечно, я вам это обещаю. Но вам нужно худеть».

И дальше начались какие-то мытарства, эндокринолог, флеболог, кардилог, хирург, терапевт — и все давали рекомендации, которым я следую последние десять лет. И вот дохудела до 98 килограммов.

Это мракобесие, то, что сейчас творится вокруг физиологических параметров людей. Почему-то теперь важны исключительно физиологические параметры: вес, рост, грудь, задницы. Мы хотим такие же ягодицы, как у Любови Успенской, говорят в телевизионной программе какие-то тети-моти. Причем тут ягодицы Любови Успенской? Какое они имеют отношение к жизни моей или вашей?

Я поэтому и говорю про эти вопросы и похудания, и потолстения, и потемнения, и перекрашивания абсолютно легко и свободно. Пытаюсь людям объяснить, что этого ничего не надо делать! Если вам врач сказал, что у вас проблемы из-за того, что у вас есть лишний вес – обращайтесь к врачу и следуйте его указаниям. Все остальное — обезьянья, поганая, собачья чушь. Это никому не нужно.

Человек в принципе очень коротко и очень трудно живет на планете. Тратить время на то, чтобы пришить себе грудь, оттопырить или наоборот, приладить уши — для чего это нужно? Для того, чтобы ты лежал в гробу, и все смотрели, как прекрасно у него пришиты уши, у этого трупа?

Нужно получать удовольствие от еды, от пирогов, от маминого кулича, от людей, от поездок, от возможности что-то посмотреть. Все в обморок упали потому, что закрыли Турцию. Ребята, езжайте в Ярославль! Там так прекрасно, там вдесятеро дешевле, чем в Турции. В тысячу раз дешевле, чем в Сочи. А достопримечательностей сколько, один Толгский монастырь чего стоит! А город Тутаев, а его музеи? А прекрасная Вятка?

Или вот сейчас скоро Пасха. Чем страдать, что у тебя вес 58 килограмм, а не 56, пеки кулич, дура! И тогда все это будет иметь смысл. А иначе непонятно, для чего мы живем. Для того, чтобы худеть?

«Нужно преображать себя»

— Неужели вы думаете о смысле жизни каждый день?

— С утра до ночи.

— И какой вывод?

— Исключительно — саморазвитие. Вся наша жизнь — это путешествие внутри себя от простого к сложному. От пустоты к некой наполненности. И если это получается, то вокруг тебя преображается мир, это правда.

— А как это сделать? Красивых слов много, но есть ли инструменты, чтобы жить достойно?

— Я скажу абсолютно простую штуку. Инструменты у нас все есть, они всем известны. У нас есть заповеди Христовы. Считается, что это очень все просто, но это совсем не так. Нужно бесконечно работать над собой, очень много читать правильной, гуманистической, просветительской литературы. Не коучей американских, это выброшенное время, толчение воды в ступе, а Толстого, Достоевского и Андреева.

Иммануила Канта почитать было бы прекрасно. Я взялась было — бросила, ничего не поняла. Примеряюсь опять начать, почитаю. Нужно, на мой взгляд, стараться занимать в мире и семье как можно меньше собой места. Не в профессиональном плане, а в личном: не толкаться в вагоне, не бить собак, не оскорблять соседей. Это на самом деле важно.

— На это народ скажет, мол, ей хорошо рассуждать, на работу-то не надо…

— Нет, как не надо? Я всю жизнь работала на работе. И сейчас даю интервью на работе. Приехал гость, а мы задерживаем гостя. И сейчас я буду мести хвостом, извиняться, улыбаться… Любой человек может организовать свою жизнь так, что она будет невыносимой, а может так, что она будет прекрасной. И все это не имеет никакого отношения к деньгам. Вообще никакого…

Мы начали зарабатывать с моим мужем относительно недавно. Мы всю жизнь были очень какие-то бедные, очень бедные. Купить сапоги было неразрешимой проблемой! Но мне кажется, что как только ты начинаешь преображать себя, у тебя преображается жизнь. Она становится такой, какая тебе нужна.