«ЗОНА РИСКА» (авторская рубрика епископа Григория): Как быть с Григорием Богословом и новомучениками. Слово на праздник Новомучеников и исповедников российских и память Григория Богослова (25.01/07.02.2021)
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В этом году у нас так совпало, что память Григория Богослова в один день с памятью всех новомучеников и исповедников Российских. Когда это праздник устанавливался, то было еще не так много, но уже и не так мало новомучеников и исповедников. Я напомню, что первым был еще летом 1917 года священник Александр Хотовицкий, который пострадал в Царском Селе, а за полгода, прошедшие после этого, были несколько других пострадавших от революционных бандитов, но можно было ожидать, что их будет много больше, поэтому и был установлен этот праздник.
Но никто не ожидал тех масштабов, которые потом имели место в последующие двадцать лет, в довоенный период. Но мы знаем, что мученики и исповедники Российские прибавлялись и во все годы советской власти. И все новомученики постсоветского времени, которые позже появились, тоже сегодня празднуются – и те, кого мы знаем, и те, кого мы не знаем.
Григорий Богослов тоже мог оказаться в числе мучеников, и точно оказался в числе исповедников. Я просто напомню, насколько это близко к современному положению. Да, он был архиепископом Константинополя. Константинополь был при его жизни столицей восточной империи, и она была, возможно, более важная столица, чем западная столица, которой формально был Рим, а реально Милан.
Действительно, в это время в Константинополе было очень много христиан, были великолепные храмы, которые вполне тягались с языческими. Была церковь святой Софии, святой Ирины – правда они были не такие, как сейчас, но тоже роскошные по тем временам. Была церковь Святых Апостолов с мощами апостолов. Но было одно маленькое «но»: все эти храмы были заняты арианами. И почти все население Константинополя было арианами.
А у Григория Богослова была только одна церковь, которая наверняка была меньше нашей, а количество прихожан тоже было вряд ли больше, чем у нас, и пропорция была примерно такая, как сейчас. И это при его жизни изменилось только под конец, когда православные взяли власть – это уже в 381 году, на Втором Вселенском соборе. Так что все это нам близко и понятно с житейской точки зрения. Но и с богословской точки зрения тоже, потому что именно Григорию Богослову принадлежит такое, хотя и поэтическое, но в то же время четкое и богословское изложение таких богословских истин, которое потом было развито Максимом Исповедником, потом Григорием Паламой. И вот ради этого мы стоим в православии и сейчас.
И вот относительно новомучеников и исповедников у нас все время возникают некоторые сложности. Конечно, нам всем просто сказать, что мы хотим быть в Церкви новомучеников и исповедников. Поэтому мы их почитаем, поэтому мы и молимся прежде всего им в этот день и в другие дни о том, чтобы нам быть с ними в одной Церкви. Конечно, сказать нам это легко, но дальше начинаются сбои – и индивидуальные, и общие. Об общих хотелось бы очень кратко сказать.
Кто был новомучеником и исповедником? Если мы скажем, что ими были те, кого больше всех истребляли, чтобы их совсем не было, то тогда окажется, что самые главные новомученики – это григорианский раскол. Это сергиане, которые стартовали раньше времени. В 1925 году они воспользовались своим вполне каноническим правом не признавать власти митрополита Петра (который по канонам ее и не имел) для того, чтобы договориться с безбожной властью и сделать подчиненную чекистам церковь. Но тогда другие епископы нашли способ не дать григорианам добиться заметного успеха, и они оказались властям не нужны. Через десять примерно лет, в 1935 году, их стали всех подчистую расстреливать за ненадобностью.
Да, большевики в 1937 году также хотели уничтожить подчистую Истинно-православную церковь митрополита Иосифа, но им удалось расстрелять, в основном, лишь тех, кто был ими арестован лет на семь или восемь раньше. Разгромить в тридцатые годы Истинно-православную Церковь у НКВД были руки коротки, потому что уже после арестов 1928–1932 годов подавляющая ее часть была на конспиративном положении, в подполье. И разгромить это подполье для НКВД было невозможно, и это не удалось, хотя отдельные общины попадали в лапы чекистов. Но больше всего пострадал григорианский раскол, у которого подполья не было. И если мы возьмем любую организацию того времени, то обязательно какой-то процент служащих там расстреливался. Но сергиан, в отличие от григорианского раскола, никто не ставил целью репрессировать полностью. То же самое с обновленцами, которым потом уже приказали переходить к сергианам, чем и завершилась история с обновленчеством. Обновленцев, как и сергиан, репрессировали выборочно, как всех советских работников, но не думали полностью уничтожать. Полностью уничтожали только григориан и истинно-православных, причем, только григориане оказались вполне беззащитны и были уничтожены на самом деле.
И мы же не говорим, что чекисты, которые тоже бывали жертвами террора, и которых расстреливали по ложным обвинениям, и которые себя называли шпионами – мученики. Даже маршала Блюхера, который сам заседал в этих «тройках», потом расстреляли. Факт того, что кого-то кто-то расстрелял, еще не говорит о том, что расстрелянный стал мучеником. Даже если вся организация была вне закона, даже если изверги-большевики ее преследовали, это еще не означает, что это Церковь. Важно, чтобы было правильное исповедание, но вот почему-то люди с этой мысли «соскальзывают».
Я расскажу подлинную, к сожалению, историю, которая показывает нам, как это происходит. Из эвакуации вернулась в Петроград вдова новомученика Феодора Андреева, который умер в 1929 году. Все эти годы она была в исповедании своего мужа, то есть иосифлянкой, и, не имея возможности причащаться и ходить в какую-то общину истинной Церкви, к сергианам все равно не ходила. Конечно, все это было трудно, и в 1946 году она приходит на могилу о. Феодора на Никольском кладбище Александро-Невской лавры и просит, чтобы он ее вразумил. Видимо, она думала про себя, нельзя ли ей присоединиться к сергианам.
В это время ее встречает протоиерей Василий Верюжский, который сидел до этого и был настоятелем храма Спаса на Крови при иосифлянах. То есть он был одним из далеко не рядовых деятелей. Но он вышел после отсидки и перешел в Московскую патриархию, стал профессором открытой только что Ленинградской духовной академии. И, конечно, он ей говорит при встрече, что вот тогда были гонения, а теперь в основном нормально, и надо присоединяться, и что политика правительства изменилась, и что надо ходить в церковь. У нее отлегло от сердца, и дальше она оставшуюся жизнь прожила сергианкой, а также и две дочери, которые только недавно умерли, а сама она умерла лет сорок назад.
Конечно, политика изменилась, в сороковые годы стало легче – это несомненно. Но изменилось ли что-то из того, о чем говорили новомученики и исповедники? Всем было ясно, что ничего не изменилось. И вот тут важно понимать, что когда люди объясняют, что правильная Церковь – это истинно-православная, а в сергианской людей обманывают, то для большинства людей это совершенно неэффективная проповедь.
Даже если доказать, что есть какой-то обман, то им это неважно. Им важно, есть ли обман в том, что для них является ценным потребительским продуктом, то, для чего они туда идут, есть ли в этом обман? А в этом их как раз и не обманывают. Вообще, наблюдая со стороны за их поведением, всегда можно понять, что им важно: что можно прийти в церковь, чтобы там пели хорошо, чтобы там было уютно. Это есть? Есть. Обман есть? Нет. То есть для них все по-честному, и они туда идут.
А людей, которым нужна чистота православия, никогда не бывает много. Вот и Григорий Богослов служил в храме, который меньше нашего, с общиной, которая не больше нашей, но это были люди, которым важно не только благолепие службы, а нужно православие. Я не говорю, что нам не нужно благолепие службы. Нам оно нужно, мы стараемся, чтобы оно было, но оно нам нужно не в первую очередь, оно нам не является жизненно необходимым. Мы без него обойдемся, но постараемся, чтобы оно было. А что касается догматики и чистоты православия, то тут так сказать не можем. Если чистоты догматики нет, то это не Церковь, а мы выбираем Церковь.
Но не каждый христианин, даже если он истинно-православный, обязан уметь изложить правильное понимание Церкви, правильное понимание догмата о Троице и так далее. Но он должен это понимать внутреннее, что надо быть со святыми, которые боролись за чистоту. Мы же понимаем, что Григорий Богослов не оказался бы на месте протоиерея Верюжского, и тогда надо выбирать, с кем мы. Может быть, нам очень симпатичен протоиерей Верюжский, у нас с ним прекрасные воспоминания детства, но смотреть надо на другое. Не кто нам приятнее, не кто нам больше друг, а кому мы доверяем в деле богопознания, в истинной Церкви. Вот Григорию Богослову доверяю, а протоиерею Верюжскому, может, и доверяю немного, но если есть какое-то расхождение с Григорием Богословом, то дальше уже не о чем разговаривать.
Вот так мы и будем с истинными новомучениками и исповедниками Российскими, будем обращаться к ним молитвами и доверяться их предстательству и попечению. Аминь.