"Мы не террористы". Иван Жданов о блокировке счетов сторонникам Навального
173
14 января стало известно, что российские оппозиционные политики Иван Жданов и Леонид Волков внесены в перечень террористов и экстремистов Росфинмониторинга. Пребывание в этом перечне означает блокировку счетов, арест на имущество и лишение свободного доступа к банковской сфере – у попавших в перечень не может быть ни карт, ни счетов, ни кредитов. Учитывая, что уголовное дело, по которому преследуются Волков и Жданов, так или иначе, касается большинства сторонников Алексея Навального, эта новая репрессивная практика может стать массовой.
Против Ивана Жданова и Леонида Волкова расследуется уголовное по статье 282.1 УК – "Организация экстремистского сообщества". Таковым Мосгорсуд летом прошлого года признал Фонд борьбы с коррупцией, его юридического правопреемника Фонд защиты прав граждан (был создан после ликвидации ФБК, против руководителей которого были поданы иски на десятки миллионов рублей) и штабы Алексея Навального.
ФБК был создан в 2011 году и до своей ликвидации успел выпустить более 80 антикоррупционных расследований про высокопоставленных российских чиновников и олигархов. Последним – и самым популярным, более 119 млн просмотров – стал фильм "Дворец для Путина. История самой большой взятки". Он вышел уже тогда, когда сам Алексей Навальный сидел в тюрьме. Год назад, 17 января 2021 года, он вернулся в Россию после отравления и был задержан. Навальному заменили на реальный срок условное наказание по "делу Ив Роше", хотя приговор по нему уже был оспорен в Европейском суде по правам человека.
Штабы Алексея Навального (также признаны судом экстремисткой организаций и запрещены) работали с 2017 года практически во всех регионах страны, и примерно половина из них продолжала деятельность до 2021 года. Именно штабы Навального стали организаторами самых массовых протестных акций в стране. По следам прошлогодних январских митингов уголовные дела против активистов расследуются до сих пор – в т.н. "Дворцовом деле", возбужденном в Петербурге, десятки фигурантов.
Большая часть лидеров движения Навального, а также многие из экс-координаторов штабов покинули Россию. А те, кто остались, подвергаются уголовному преследованию. В Уфе под арестом сидит координатор штаба Лилия Чанышева. В Томске под запретом определенных действий находится Ксения Фадеева, депутат Томской городской думы.
Последний директор ФБК, юрист Иван Жданов, рассказал корреспонденту Север.Реалии, насколько массовой может стать новая репрессивная практика против сторонников Алексея Навального и пугает ли она потенциальных жертв.
– Учитывая, что вы находитесь за границей, насколько болезненной оказалась эта блокировка счетов?
– Эта мера по нам практически не ударила, и тут важно даже не то, где я нахожусь. Скорее, это фактор того, что у нас с 2019 года блокировались все наши счета, и мы привыкли либо обходить блокировки, либо пользоваться наличными. Благодаря уголовным делам, мы научились жить без банковских карточек, поэтому включение с перечень террористов на нас не сильно повлияло в практическом смысле. В этом списке уже 12 тысяч человек. Но есть некая граница, когда они выходят на публичных политиков. Все-таки мы остаемся в политическом поле. После того, как в список экстремистов и террористов внесли нас, я боюсь, что это станет совсем массовой практикой. Конечно, есть опасения такого характера. А во-вторых, террористы настоящие – они же по-настоящему существуют, они совершают теракты. И когда смешиваются политики, активисты, журналисты в одном списке и террористы, то, естественно, уровень восприятия этой террористической угрозы снижается. Люди думают, что это, наверное, на самом деле не террористы, а такие же, может быть, политики. Сейчас публикуется много шуток и мемов насчет того, что мы не настоящие террористы, а настоящих террористов Лавров принимает (речь идет о движении "Талибан", с представителями которого министр иностранных дел Сергей Лавров встречался в октябре 2021 года. – СР). Я к тому, что восприятие терроризма как опасной проблемы замыливается и снижается. В этом плане я вижу другую проблему – это проблема восприятия терроризма как реальной угрозы.
– В уголовном деле, которое расследуется в отношении вас и Леонида Волкова (создание экстремистского сообщества), есть и другие фигуранты. Над ними тоже нависла угроза стать "террористом"?
– Там теперь большое уголовное дело, которое включает в себя множество статей: финансирование экстремизма, экстремистское сообщество, даже такие экзотические статьи как вовлечение несовершеннолетних в участие в публичных мероприятиях. Даже вот та статья, которая с 2019 года висит над ФБК, по легализации денежных средств, полученных преступным путем, она тоже там. Теперь это действительно огромное дело, в котором большое количество участников. В основном, они все свидетели. Но тем не менее, они там перечислены в больших списках, через запятую после Навальный, Волков, Жданов. И поэтому есть серьезный риск того, что силовики будут из этого дела включать в перечень террористов большее количество людей. Я не думаю, что всех абсолютно, потому что есть (и это очевидно даже для них) люди, которые вообще не имеют никакого отношения к Фонду борьбы с коррупцией. Но тем не менее формально они могут внести в список всех подряд – это совершенно возможно, да.
– То есть если человек ранее попадал, например, в поле зрения Центра "Э", если у него уже есть какие-то административные протоколы, то добро пожаловать в список?
– Но я не думаю, что так быстро это происходит. Уголовное дело все-таки расследуются единой группой центрального ГСУ, и понятно, что у группы тоже ограниченные ресурсы, чтобы включать каждого по запросу каких-то региональных эшников (оперативников центра "Э" МВД России, которые занимаются преступлениями экстремисткой направленности. – СР). Поэтому я не думаю, что это настолько просто, но те, кто уже фигурировал в деле, безусловно, могут столкнуться с проблемами.
– Список людей, которым угрожает опасность, открытый или закрытый?
– Я думаю, что это все люди, у которых проходили обыски 2019-го года, их проходило достаточно много. И я думаю, что все эти люди тоже на самом деле привыкли к блокировкам. Потому что все из дела по легализации попадали под блокировки по 174-й статье (Статья 174 УК РФ: легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных другими лицами преступным путем. – СР). Я думаю, что все прекрасно понимают, кто находится под угрозой. У нас есть всякие системы оповещения. Но мы не можем напрямую контактировать с людьми, потому что мы ставим под угрозу наших бывших сотрудников, которые находятся в России.
– Это совпадение, что включение в список Росфинмониторинга произошло сразу после того как мы узнали о готовящемся фильме про отравление Алексея Навального?
– Ну мы-то, сотрудники Фонда борьбы с коррупцией, в основном не имели никакого отношения к фильму. Поэтому прямой связи нет, но мы обратили внимание на две детали. Раньше Росфинмониторинг публиковал свои списки по четвергам, и необычно, что он вдруг перенес опубликование на пятницу. И теперь, возможно, это станет такая же традиция, как Минюст по пятницам объявляет иноагентов. Конечно, для них информация про этот фильм крайне неприятна, весь четверг все писали, что будет такой фильм, и наверное, логично было бы перебить эту повестку. Конечно, тут можно проследить их обычную любовь перебивать повестку независимых средств массовой информации какими-то такими поводами.
– Очень любопытно узнать об этом фильме побольше…
– Вы знаете, я вот тут скован всякими соглашениями, мы не можем ничего говорить. То есть я даже и скован, и ничего про фильм не знаю, а Маша Певчих – скована и знает что-то. Мне самому интересно, я фильм не видел.
– После ареста Лилии Чанышевой Леонид Волков писал в фейсбуке, что всем координатором делалось предложение помочь в эвакуации из России. Планируется ли теперь такое предложение повторять или распространить на более широкий круг сторонников?
– Повторять его нет смысла, потому что мы всегда смотрим индивидуальную ситуацию. Если у человека высокий риск, то, конечно, мы ему помогаем эвакуироваться. Высокий риск – это, очевидно совершенно, возбужденное уголовное дело или просто особенное рвение региональных правоохранителей. Понятно, есть базовая установка, что мы помогаем, но невозможно вывезти все полторы тысячи человек, которые за эти три года имели хоть какое то отношение к Фонду борьбы с коррупцией, к штабам Алексея Навального. Когда человек просит о такой помощи, мы либо сами помогаем, либо просим организации, которые помогают при вывозе, и в основном всем помогаем. Просто тут другая проблема: есть люди, которые находятся под серьезным риском, но не хотят уезжать. Не хотят, причем, по разным причинам – у кого-то собака, у кого-то дом или еще что-то, и кажется, что это важнее. Хотя мы видим, что у человека риск высокий и сами говорим: наверное, тебе бы лучше уехать, но человек говорит: нет, я останусь, и все.
– На какой стадии сейчас оспаривание решения Мосгорсуда о признании штабов и ФБК экстремистскими организациями?
– Мы прошли практически все инстанции. У нас осталась кассация, но мы с самой первой инстанции сразу же подали жалобу в Европейский суд по правам человека, еще до того, как решение окончательно вступило в силу. И Европейский суд принял жалобу, присвоил номер и сказал: а дальше информируйте по ходу дела, какие стадии вы проходите. Все это немного необычно. Как правило, если подаешь после первой инстанции, тебе жалобу возвращают, а тут, понимая важность дела и применения его [в дальнейшей репрессивной практике] уже сейчас, до вступления в силу, Европейский суд пошел по другому пути. Очень скоро мы просто проинформируем суд о том, что мы прошли кассацию, и уже будет какое-то движение по жалобе. Может быть, в ускоренном порядке, потому что мы сообщаем, в том числе, об уголовных делах. С самого начала мы говорили, что решение о признании Фонда борьбы с коррупцией экстремистской организацией будет началом массового политического преследования. Так оно и есть, людей сажают, людей лишают избирательного права и возможности пользоваться счетами. И это становится массовым явлением.
– Пример Казахстана показал, насколько важно, когда есть понятный субъект переговоров со стороны протестующих. И до разгрома штабов именно политическая организация Алексея Навального и воспринималась в качестве такого потенциального переговорщика. Теперь, после эвакуации большинства сторонников за границу, сохраняется ли этот потенциал или придется искать какую-то новую силу?
– Мы остаемся той организацией, которая продолжает влиять на российскую политику и заниматься российской политикой, где бы мы ни находились. И в этом плане мы остаемся российскими политиками и стараемся ими быть, надеюсь, пока получается. Мы не занимаемся другими делами, это наша профессиональная работа. Безусловно, учитывая любое такое событие, по типу Казахстана, Белоруссии, режим, конечно, первым делом будет устранять те политические субъекты, которые могут стать впоследствии субъектом переговоров. Я надеюсь, что мы показали за этот год, что мы продолжаем свою расследовательскую деятельность, несмотря на то, что многие из нас уже были в это время за рубежом, мы все равно организовывали акции протеста. Конечно, может появиться какая-то другая сила, другой субъект переговоров. Это вполне нормально. Нет никакой монополии. Но я надеюсь, что мы остаемся в российском политическом пространстве. Мы – организация, которая не отделяется от России, независимо от того, в какой бы точке мира мы ни находились.
Против Ивана Жданова и Леонида Волкова расследуется уголовное по статье 282.1 УК – "Организация экстремистского сообщества". Таковым Мосгорсуд летом прошлого года признал Фонд борьбы с коррупцией, его юридического правопреемника Фонд защиты прав граждан (был создан после ликвидации ФБК, против руководителей которого были поданы иски на десятки миллионов рублей) и штабы Алексея Навального.
ФБК был создан в 2011 году и до своей ликвидации успел выпустить более 80 антикоррупционных расследований про высокопоставленных российских чиновников и олигархов. Последним – и самым популярным, более 119 млн просмотров – стал фильм "Дворец для Путина. История самой большой взятки". Он вышел уже тогда, когда сам Алексей Навальный сидел в тюрьме. Год назад, 17 января 2021 года, он вернулся в Россию после отравления и был задержан. Навальному заменили на реальный срок условное наказание по "делу Ив Роше", хотя приговор по нему уже был оспорен в Европейском суде по правам человека.
Штабы Алексея Навального (также признаны судом экстремисткой организаций и запрещены) работали с 2017 года практически во всех регионах страны, и примерно половина из них продолжала деятельность до 2021 года. Именно штабы Навального стали организаторами самых массовых протестных акций в стране. По следам прошлогодних январских митингов уголовные дела против активистов расследуются до сих пор – в т.н. "Дворцовом деле", возбужденном в Петербурге, десятки фигурантов.
Большая часть лидеров движения Навального, а также многие из экс-координаторов штабов покинули Россию. А те, кто остались, подвергаются уголовному преследованию. В Уфе под арестом сидит координатор штаба Лилия Чанышева. В Томске под запретом определенных действий находится Ксения Фадеева, депутат Томской городской думы.
Последний директор ФБК, юрист Иван Жданов, рассказал корреспонденту Север.Реалии, насколько массовой может стать новая репрессивная практика против сторонников Алексея Навального и пугает ли она потенциальных жертв.
– Учитывая, что вы находитесь за границей, насколько болезненной оказалась эта блокировка счетов?
– Эта мера по нам практически не ударила, и тут важно даже не то, где я нахожусь. Скорее, это фактор того, что у нас с 2019 года блокировались все наши счета, и мы привыкли либо обходить блокировки, либо пользоваться наличными. Благодаря уголовным делам, мы научились жить без банковских карточек, поэтому включение с перечень террористов на нас не сильно повлияло в практическом смысле. В этом списке уже 12 тысяч человек. Но есть некая граница, когда они выходят на публичных политиков. Все-таки мы остаемся в политическом поле. После того, как в список экстремистов и террористов внесли нас, я боюсь, что это станет совсем массовой практикой. Конечно, есть опасения такого характера. А во-вторых, террористы настоящие – они же по-настоящему существуют, они совершают теракты. И когда смешиваются политики, активисты, журналисты в одном списке и террористы, то, естественно, уровень восприятия этой террористической угрозы снижается. Люди думают, что это, наверное, на самом деле не террористы, а такие же, может быть, политики. Сейчас публикуется много шуток и мемов насчет того, что мы не настоящие террористы, а настоящих террористов Лавров принимает (речь идет о движении "Талибан", с представителями которого министр иностранных дел Сергей Лавров встречался в октябре 2021 года. – СР). Я к тому, что восприятие терроризма как опасной проблемы замыливается и снижается. В этом плане я вижу другую проблему – это проблема восприятия терроризма как реальной угрозы.
– В уголовном деле, которое расследуется в отношении вас и Леонида Волкова (создание экстремистского сообщества), есть и другие фигуранты. Над ними тоже нависла угроза стать "террористом"?
– Там теперь большое уголовное дело, которое включает в себя множество статей: финансирование экстремизма, экстремистское сообщество, даже такие экзотические статьи как вовлечение несовершеннолетних в участие в публичных мероприятиях. Даже вот та статья, которая с 2019 года висит над ФБК, по легализации денежных средств, полученных преступным путем, она тоже там. Теперь это действительно огромное дело, в котором большое количество участников. В основном, они все свидетели. Но тем не менее, они там перечислены в больших списках, через запятую после Навальный, Волков, Жданов. И поэтому есть серьезный риск того, что силовики будут из этого дела включать в перечень террористов большее количество людей. Я не думаю, что всех абсолютно, потому что есть (и это очевидно даже для них) люди, которые вообще не имеют никакого отношения к Фонду борьбы с коррупцией. Но тем не менее формально они могут внести в список всех подряд – это совершенно возможно, да.
– То есть если человек ранее попадал, например, в поле зрения Центра "Э", если у него уже есть какие-то административные протоколы, то добро пожаловать в список?
– Но я не думаю, что так быстро это происходит. Уголовное дело все-таки расследуются единой группой центрального ГСУ, и понятно, что у группы тоже ограниченные ресурсы, чтобы включать каждого по запросу каких-то региональных эшников (оперативников центра "Э" МВД России, которые занимаются преступлениями экстремисткой направленности. – СР). Поэтому я не думаю, что это настолько просто, но те, кто уже фигурировал в деле, безусловно, могут столкнуться с проблемами.
– Список людей, которым угрожает опасность, открытый или закрытый?
– Я думаю, что это все люди, у которых проходили обыски 2019-го года, их проходило достаточно много. И я думаю, что все эти люди тоже на самом деле привыкли к блокировкам. Потому что все из дела по легализации попадали под блокировки по 174-й статье (Статья 174 УК РФ: легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных другими лицами преступным путем. – СР). Я думаю, что все прекрасно понимают, кто находится под угрозой. У нас есть всякие системы оповещения. Но мы не можем напрямую контактировать с людьми, потому что мы ставим под угрозу наших бывших сотрудников, которые находятся в России.
– Это совпадение, что включение в список Росфинмониторинга произошло сразу после того как мы узнали о готовящемся фильме про отравление Алексея Навального?
– Ну мы-то, сотрудники Фонда борьбы с коррупцией, в основном не имели никакого отношения к фильму. Поэтому прямой связи нет, но мы обратили внимание на две детали. Раньше Росфинмониторинг публиковал свои списки по четвергам, и необычно, что он вдруг перенес опубликование на пятницу. И теперь, возможно, это станет такая же традиция, как Минюст по пятницам объявляет иноагентов. Конечно, для них информация про этот фильм крайне неприятна, весь четверг все писали, что будет такой фильм, и наверное, логично было бы перебить эту повестку. Конечно, тут можно проследить их обычную любовь перебивать повестку независимых средств массовой информации какими-то такими поводами.
– Очень любопытно узнать об этом фильме побольше…
– Вы знаете, я вот тут скован всякими соглашениями, мы не можем ничего говорить. То есть я даже и скован, и ничего про фильм не знаю, а Маша Певчих – скована и знает что-то. Мне самому интересно, я фильм не видел.
– После ареста Лилии Чанышевой Леонид Волков писал в фейсбуке, что всем координатором делалось предложение помочь в эвакуации из России. Планируется ли теперь такое предложение повторять или распространить на более широкий круг сторонников?
– Повторять его нет смысла, потому что мы всегда смотрим индивидуальную ситуацию. Если у человека высокий риск, то, конечно, мы ему помогаем эвакуироваться. Высокий риск – это, очевидно совершенно, возбужденное уголовное дело или просто особенное рвение региональных правоохранителей. Понятно, есть базовая установка, что мы помогаем, но невозможно вывезти все полторы тысячи человек, которые за эти три года имели хоть какое то отношение к Фонду борьбы с коррупцией, к штабам Алексея Навального. Когда человек просит о такой помощи, мы либо сами помогаем, либо просим организации, которые помогают при вывозе, и в основном всем помогаем. Просто тут другая проблема: есть люди, которые находятся под серьезным риском, но не хотят уезжать. Не хотят, причем, по разным причинам – у кого-то собака, у кого-то дом или еще что-то, и кажется, что это важнее. Хотя мы видим, что у человека риск высокий и сами говорим: наверное, тебе бы лучше уехать, но человек говорит: нет, я останусь, и все.
– На какой стадии сейчас оспаривание решения Мосгорсуда о признании штабов и ФБК экстремистскими организациями?
– Мы прошли практически все инстанции. У нас осталась кассация, но мы с самой первой инстанции сразу же подали жалобу в Европейский суд по правам человека, еще до того, как решение окончательно вступило в силу. И Европейский суд принял жалобу, присвоил номер и сказал: а дальше информируйте по ходу дела, какие стадии вы проходите. Все это немного необычно. Как правило, если подаешь после первой инстанции, тебе жалобу возвращают, а тут, понимая важность дела и применения его [в дальнейшей репрессивной практике] уже сейчас, до вступления в силу, Европейский суд пошел по другому пути. Очень скоро мы просто проинформируем суд о том, что мы прошли кассацию, и уже будет какое-то движение по жалобе. Может быть, в ускоренном порядке, потому что мы сообщаем, в том числе, об уголовных делах. С самого начала мы говорили, что решение о признании Фонда борьбы с коррупцией экстремистской организацией будет началом массового политического преследования. Так оно и есть, людей сажают, людей лишают избирательного права и возможности пользоваться счетами. И это становится массовым явлением.
– Пример Казахстана показал, насколько важно, когда есть понятный субъект переговоров со стороны протестующих. И до разгрома штабов именно политическая организация Алексея Навального и воспринималась в качестве такого потенциального переговорщика. Теперь, после эвакуации большинства сторонников за границу, сохраняется ли этот потенциал или придется искать какую-то новую силу?
– Мы остаемся той организацией, которая продолжает влиять на российскую политику и заниматься российской политикой, где бы мы ни находились. И в этом плане мы остаемся российскими политиками и стараемся ими быть, надеюсь, пока получается. Мы не занимаемся другими делами, это наша профессиональная работа. Безусловно, учитывая любое такое событие, по типу Казахстана, Белоруссии, режим, конечно, первым делом будет устранять те политические субъекты, которые могут стать впоследствии субъектом переговоров. Я надеюсь, что мы показали за этот год, что мы продолжаем свою расследовательскую деятельность, несмотря на то, что многие из нас уже были в это время за рубежом, мы все равно организовывали акции протеста. Конечно, может появиться какая-то другая сила, другой субъект переговоров. Это вполне нормально. Нет никакой монополии. Но я надеюсь, что мы остаемся в российском политическом пространстве. Мы – организация, которая не отделяется от России, независимо от того, в какой бы точке мира мы ни находились.