"Неужели надо было брать в заложники тетю? Ей 60 лет". Интервью Дмитрия Гудкова после освобождения
Оппозиционный политик Дмитрий Гудков провел двое суток в полиции и был неожиданно освобожден вечером 3 июня: его посадили в машину и куда-то повезли, а потом просто высадили из автомобиля возле "Макдоналдса" на Пушкинской площади. Гудков по-прежнему подозреваемый по уголовному делу о причинении имущественного ущерба. Как и его тетя Ирина Ермилова (сестра матери политика), которую суд отпустил без меры пресечения в тот же вечер: следователи пытались запретить ей пользоваться телефоном и интернетом, но получили отказ.
Выйдя из машины на Пушкинской с вещами, которые он собирался брать с собой в СИЗО в случае ареста, Дмитрий Гудков ответил на вопросы журналистов нескольких изданий, целый день ожидавших его у здания МВД, пишет "Настоящее Время".
"Абсурдное дело о вонючем подвале"
– В каком статусе вы сейчас?
– В статусе подозреваемого, ничего не изменилось. Просто, видимо, они отказались под вашим общественным давлением от продолжения, так сказать, задержания меня под стражей.
– Для чего у вас хотели взять биообразцы?
– Мне не объяснили. Но я отказался от этого. Поэтому мне дали маску и говорят: "Вы обязаны подышать в маску минут десять". А потом они эту маску положили в конверт. Я когда спросил у следователя зачем – вот реакция следователя: [пожимает плечами].
– Скажите, вы намерены участвовать в выборах в Госдуму? Не отказались?
– Это последнее, о чем я думал, когда находился два дня в спецприемнике. Потому что я думал про тетю. Я, честно, даже не думал, что сегодня вас увижу. Потому что мне было очевидно даже утром, что в лучшем случае будет какой-то домашний арест.
Это настолько абсурдное дело о вонючем подвале, понимаете? Дело о вонючем подвале, отремонтированном на деньги моего отца. Городу все вернули, город на этом зарабатывает сейчас, сдает в аренду. Взяли мою тетю, которая номинально была директором. А я вообще непонятно каким образом прохожу по этому делу.
– Дмитрий, расскажите, пожалуйста, в каком состоянии вы сейчас находитесь?
– Ну как, я на свободе, конечно, получаю сейчас от этого удовольствие. Я узнал буквально недавно, сколько людей меня поддержало, кто писал ходатайства, поручительства. Я прямо тронут был и всем хочу сказать большое спасибо, потому что только благодаря вам я сейчас на свободе.
Но при этом я не знаю, что будет с моей тетей. Понимаете, два дня я о чем думаю: неужели для того, чтобы не пустить меня на выборы, нельзя было что-то другое придумать? Надо было брать в заложники тетю мою? Ей 60 лет, она родная сестра моей мамы. Арестовали в день рождения внука, моего племянника, ему 5 лет исполнилось. Держат ее в этих клетках, эти туалеты 2 на 3 метра с кроватями 1 метр 80 сантиметров.
– А вы имеете какое-то отношение к этому подвалу вообще?
– Вообще никакого отношения к этому подвалу не имею. Видимо, просто у Лубянки и у подвалов есть что-то общее. Это два таких слова-близнеца, синонимы. Сто человек, Главное следственное управление ГУВД, целый отдел занимался именно этим вонючим делом о вонючем подвале. На каждый адрес приезжала отдельная группа: следователи, помощники следователей, сотрудники полиции и люди в масках и с автоматом.
Вот у нас, например, в деревне два дома рядом стоят: в один дом одна группа приехала – 10 человек, в другой – другая. Три квартиры у нас в одном доме – три группы приехали по 10 человек. Дальше к тете приехали, приехали к двум сотрудникам, приехали по разным адресам, где когда-то там были офисы у моих родителей. Приехали даже к Саше Соловьеву из моей команды, вот он здесь стоит, и к Виталику Венидиктову, который был начштаба у меня на выборах в 2019 году. Вот столько людей занимались этим делом.
Какое я имею к этому отношение? Как я это понял: есть такой Фонд поддержки демократических реформ, который занимался в 2017 году выборами независимых муниципальных депутатов. Через этот фонд фандрайзинг шел и так далее. Учредитель этого фонда – Геннадий Гудков. Этот фонд зарегистрирован был по юридическому адресу такому же, потому что это здание когда-то было зданием моих родителей, там все их фирмы зарегистрированы, что логично. У них был этот адрес, и они там зарегистрировали фонд когда-то.
Но этот фонд – это вообще отдельно, он там не сидел, не снимал, ничего не арендовал. Но даже в этом фонде я формально никак не состою. То есть такое придумать – натянуть сову на глобус, даже не на глобус, я не знаю на что. Вот чем они занимаются.
"Следователи шепотом говорили, что поддерживают". Двое суток в полиции
– По поводу дела о патронах – оно вообще есть? Вам что-то предъявляли по этому поводу?
– Ничего не знаю вообще. Я, чтобы вы понимали, в 6 часов просыпался под гимн России, включали "Радио России", и всю информацию о том, что происходит, я узнавал, только слушая это радио: "Путин, Лавров, Лавров, Путин, Путин-Лавров, Лавров-Путин, а теперь послушайте рекламу препаратов от простатита". Вот примерно так проходили два моих утра.
– А следователи как себя вели? Были вежливы?
– Вообще все примерно следователи, на удивление, подходили и шепотом говорили: "Мы вам симпатизируем, мы не понимаем, зачем мы этим занимаемся". Один там мне сказал: "Я вообще занимаюсь реальной борьбой с терроризмом, я не понимаю, что я тут делаю. Если так еще пару раз, я просто уволюсь".
– А сейчас-то что? Они вас отпустили?
– Сейчас? За мной приехал следователь, меня посадили в машину. 15 минут мы не могли выехать, потому что сломался забор. Потом мы выехали. Он говорит: "Мы сейчас едем на Новослободскую, в Главное следственное управление, мы вам там паспорт отдадим". Я говорю: "Хорошо, а можете позвонить жене, чтобы она приехала?" Он при мне звонит жене, дальше мы переезжаем Тверскую, и он мне говорит: "Неожиданно почему-то адрес изменился". Я говорю: "Куда мы едем?" Он: "Мы вас сейчас высадим вот здесь у "Макдоналдса". Я говорю: "Интересно. Жене хотя бы позвоните. Слушайте, единственное, тут стоят сотрудники полиции, представьте себе ситуацию, что стоит человек с матрацем без документов – они же меня сейчас куда-нибудь увезут". Он говорит: "Ну я там издалека посмотрю, если что – я предупрежу".
- Подписывайтесь на наш телеграм-канал!
– Паспорт отдали?
– Паспорт они мне отдадут, сказали приехать в любой момент – они мне отдадут. Сейчас я хочу в суд поехать к тете.
Просто я не понимаю, зачем нужно было тетю мою мучить. Когда я был в Главном следственном управлении, я там встретил не только тетю, я встретил подругу моих родителей, которая меня с трех лет знает, – тетю Марину. Я говорю: "А вы-то что тут делаете?" – "Не знаю". Она когда-то еще лет десять назад, даже больше, работала у моих родителей совсем по другим проектам. Короче, даже ее выдергивали два раза в этот день.
"Вы думаете, они остановятся?" Репрессии против кандидатов и возможность участия в выборах
– Так все-таки выборы в Госдуму.
– Какие выборы в Госдуму? У меня седьмого суд еще за [митинг] 23 января, потом еще какой-нибудь суд будет. Вы что думаете, они остановятся? Поэтому я даже не хочу серьезно рассуждать про выборы.
Каждый потенциальный кандидат [в зоне риска]. Вот здесь у нас есть Юлия Галямина, которая не может участвовать [в выборах]. Саша Соловьев пока еще может, но я его тоже предупредил, что он должен быть готовым ко всему. Пивоваров. Я уже не говорю про команду Навального – почти в полном составе она сейчас выключена из процессов.
[Хочу сказать] про [Андрея] Пивоварова. Я думаю, что охренели совсем. Мало того, что нет такой организации, которую они вынуждены были публично закрыть. Во-вторых, даже под действие этого закона Андрей никак не подпадает, совершенно не подпадает. Они публично [организацию] закрыли.
– Политологи говорят, что ваше задержание связано с тем, что вы собирались избираться в Государственную думу, вы один из самых популярных политиков в своем округе и имели реальный шанс пройти?
– Так.
– Собирались ли вы избираться и связываете ли вы с этим уголовное дело?
– Вы же знаете, я вел переговоры с "Яблоком". В какой-то момент, я просто знаю, на "Яблоко" было оказано очень серьезное давление вплоть до угрозы снятия списков. Опять-таки, я не знаю, что "Яблоко" решило. В последний раз мы общались в конце мая, решения еще у них не было. То есть собирать подписи, я считаю, нет никакого смысла, потому что это деньги, время, нервы, эмоции, высокие, скажем, издержки при организации, а результат известен. На выборы в Госдуму нужно собрать 15 тысяч подписей, я это смогу сделать, но просто эти подписи не примут. Так что чем там переговоры закончатся, я, наверное, расскажу чуть позже.
– "Яблоко" нам вчера сказало, что оно вас рассматривает.
– Оно рассматривает – я тоже знаю, что рассматривает, – уже месяца четыре как. Посмотрим, но еще же впереди у меня суд по участию в акции 23 января, потом они могут притянуть 31 января. Вот даже сейчас они могут, в принципе, задержать за несанкционированную акцию у "Макдоналдса".
– В связи с требованием признать ФБК экстремистской организацией и разгоном "Открытой России" ходит много слухов, что оппозиционное движение в России, можно сказать, закончилось перед выборами в Госдуму.
– Давайте так. Оппозиция в европейском смысле этого слова – это организованная влиятельная политическая сила с представительствами и возможностью влиять на что-то. В России давно настоящая оппозиция вытеснена за рамки системы, и, по сути, мы говорим сейчас не про оппозицию, а просто про отдельных людей, которых можно диссидентами назвать, можно политиками назвать.
Поэтому надо понимать, что оппозиция – это в основном, грубо говоря, какой-то набор людей оппозиционных взглядов, которые по влиянию не сильно отличаются от диссидентского движения в советские времена.
Очевидно, что [дана] команда "никого не пускать", очевидно, что они готовы уже даже тетю в заложники брать. Здесь не сработало – совсем липовое, абсурдное дело, но будут что-то еще искать. Поэтому это же ведь не закончилось.
Выйдя из машины на Пушкинской с вещами, которые он собирался брать с собой в СИЗО в случае ареста, Дмитрий Гудков ответил на вопросы журналистов нескольких изданий, целый день ожидавших его у здания МВД, пишет "Настоящее Время".
"Абсурдное дело о вонючем подвале"
– В каком статусе вы сейчас?
– В статусе подозреваемого, ничего не изменилось. Просто, видимо, они отказались под вашим общественным давлением от продолжения, так сказать, задержания меня под стражей.
– Для чего у вас хотели взять биообразцы?
– Мне не объяснили. Но я отказался от этого. Поэтому мне дали маску и говорят: "Вы обязаны подышать в маску минут десять". А потом они эту маску положили в конверт. Я когда спросил у следователя зачем – вот реакция следователя: [пожимает плечами].
– Скажите, вы намерены участвовать в выборах в Госдуму? Не отказались?
– Это последнее, о чем я думал, когда находился два дня в спецприемнике. Потому что я думал про тетю. Я, честно, даже не думал, что сегодня вас увижу. Потому что мне было очевидно даже утром, что в лучшем случае будет какой-то домашний арест.
Это настолько абсурдное дело о вонючем подвале, понимаете? Дело о вонючем подвале, отремонтированном на деньги моего отца. Городу все вернули, город на этом зарабатывает сейчас, сдает в аренду. Взяли мою тетю, которая номинально была директором. А я вообще непонятно каким образом прохожу по этому делу.
– Дмитрий, расскажите, пожалуйста, в каком состоянии вы сейчас находитесь?
– Ну как, я на свободе, конечно, получаю сейчас от этого удовольствие. Я узнал буквально недавно, сколько людей меня поддержало, кто писал ходатайства, поручительства. Я прямо тронут был и всем хочу сказать большое спасибо, потому что только благодаря вам я сейчас на свободе.
Но при этом я не знаю, что будет с моей тетей. Понимаете, два дня я о чем думаю: неужели для того, чтобы не пустить меня на выборы, нельзя было что-то другое придумать? Надо было брать в заложники тетю мою? Ей 60 лет, она родная сестра моей мамы. Арестовали в день рождения внука, моего племянника, ему 5 лет исполнилось. Держат ее в этих клетках, эти туалеты 2 на 3 метра с кроватями 1 метр 80 сантиметров.
– А вы имеете какое-то отношение к этому подвалу вообще?
– Вообще никакого отношения к этому подвалу не имею. Видимо, просто у Лубянки и у подвалов есть что-то общее. Это два таких слова-близнеца, синонимы. Сто человек, Главное следственное управление ГУВД, целый отдел занимался именно этим вонючим делом о вонючем подвале. На каждый адрес приезжала отдельная группа: следователи, помощники следователей, сотрудники полиции и люди в масках и с автоматом.
Вот у нас, например, в деревне два дома рядом стоят: в один дом одна группа приехала – 10 человек, в другой – другая. Три квартиры у нас в одном доме – три группы приехали по 10 человек. Дальше к тете приехали, приехали к двум сотрудникам, приехали по разным адресам, где когда-то там были офисы у моих родителей. Приехали даже к Саше Соловьеву из моей команды, вот он здесь стоит, и к Виталику Венидиктову, который был начштаба у меня на выборах в 2019 году. Вот столько людей занимались этим делом.
Какое я имею к этому отношение? Как я это понял: есть такой Фонд поддержки демократических реформ, который занимался в 2017 году выборами независимых муниципальных депутатов. Через этот фонд фандрайзинг шел и так далее. Учредитель этого фонда – Геннадий Гудков. Этот фонд зарегистрирован был по юридическому адресу такому же, потому что это здание когда-то было зданием моих родителей, там все их фирмы зарегистрированы, что логично. У них был этот адрес, и они там зарегистрировали фонд когда-то.
Но этот фонд – это вообще отдельно, он там не сидел, не снимал, ничего не арендовал. Но даже в этом фонде я формально никак не состою. То есть такое придумать – натянуть сову на глобус, даже не на глобус, я не знаю на что. Вот чем они занимаются.
"Следователи шепотом говорили, что поддерживают". Двое суток в полиции
– По поводу дела о патронах – оно вообще есть? Вам что-то предъявляли по этому поводу?
– Ничего не знаю вообще. Я, чтобы вы понимали, в 6 часов просыпался под гимн России, включали "Радио России", и всю информацию о том, что происходит, я узнавал, только слушая это радио: "Путин, Лавров, Лавров, Путин, Путин-Лавров, Лавров-Путин, а теперь послушайте рекламу препаратов от простатита". Вот примерно так проходили два моих утра.
– А следователи как себя вели? Были вежливы?
– Вообще все примерно следователи, на удивление, подходили и шепотом говорили: "Мы вам симпатизируем, мы не понимаем, зачем мы этим занимаемся". Один там мне сказал: "Я вообще занимаюсь реальной борьбой с терроризмом, я не понимаю, что я тут делаю. Если так еще пару раз, я просто уволюсь".
– А сейчас-то что? Они вас отпустили?
– Сейчас? За мной приехал следователь, меня посадили в машину. 15 минут мы не могли выехать, потому что сломался забор. Потом мы выехали. Он говорит: "Мы сейчас едем на Новослободскую, в Главное следственное управление, мы вам там паспорт отдадим". Я говорю: "Хорошо, а можете позвонить жене, чтобы она приехала?" Он при мне звонит жене, дальше мы переезжаем Тверскую, и он мне говорит: "Неожиданно почему-то адрес изменился". Я говорю: "Куда мы едем?" Он: "Мы вас сейчас высадим вот здесь у "Макдоналдса". Я говорю: "Интересно. Жене хотя бы позвоните. Слушайте, единственное, тут стоят сотрудники полиции, представьте себе ситуацию, что стоит человек с матрацем без документов – они же меня сейчас куда-нибудь увезут". Он говорит: "Ну я там издалека посмотрю, если что – я предупрежу".
- Подписывайтесь на наш телеграм-канал!
– Паспорт отдали?
– Паспорт они мне отдадут, сказали приехать в любой момент – они мне отдадут. Сейчас я хочу в суд поехать к тете.
Просто я не понимаю, зачем нужно было тетю мою мучить. Когда я был в Главном следственном управлении, я там встретил не только тетю, я встретил подругу моих родителей, которая меня с трех лет знает, – тетю Марину. Я говорю: "А вы-то что тут делаете?" – "Не знаю". Она когда-то еще лет десять назад, даже больше, работала у моих родителей совсем по другим проектам. Короче, даже ее выдергивали два раза в этот день.
"Вы думаете, они остановятся?" Репрессии против кандидатов и возможность участия в выборах
– Так все-таки выборы в Госдуму.
– Какие выборы в Госдуму? У меня седьмого суд еще за [митинг] 23 января, потом еще какой-нибудь суд будет. Вы что думаете, они остановятся? Поэтому я даже не хочу серьезно рассуждать про выборы.
Каждый потенциальный кандидат [в зоне риска]. Вот здесь у нас есть Юлия Галямина, которая не может участвовать [в выборах]. Саша Соловьев пока еще может, но я его тоже предупредил, что он должен быть готовым ко всему. Пивоваров. Я уже не говорю про команду Навального – почти в полном составе она сейчас выключена из процессов.
[Хочу сказать] про [Андрея] Пивоварова. Я думаю, что охренели совсем. Мало того, что нет такой организации, которую они вынуждены были публично закрыть. Во-вторых, даже под действие этого закона Андрей никак не подпадает, совершенно не подпадает. Они публично [организацию] закрыли.
– Политологи говорят, что ваше задержание связано с тем, что вы собирались избираться в Государственную думу, вы один из самых популярных политиков в своем округе и имели реальный шанс пройти?
– Так.
– Собирались ли вы избираться и связываете ли вы с этим уголовное дело?
– Вы же знаете, я вел переговоры с "Яблоком". В какой-то момент, я просто знаю, на "Яблоко" было оказано очень серьезное давление вплоть до угрозы снятия списков. Опять-таки, я не знаю, что "Яблоко" решило. В последний раз мы общались в конце мая, решения еще у них не было. То есть собирать подписи, я считаю, нет никакого смысла, потому что это деньги, время, нервы, эмоции, высокие, скажем, издержки при организации, а результат известен. На выборы в Госдуму нужно собрать 15 тысяч подписей, я это смогу сделать, но просто эти подписи не примут. Так что чем там переговоры закончатся, я, наверное, расскажу чуть позже.
– "Яблоко" нам вчера сказало, что оно вас рассматривает.
– Оно рассматривает – я тоже знаю, что рассматривает, – уже месяца четыре как. Посмотрим, но еще же впереди у меня суд по участию в акции 23 января, потом они могут притянуть 31 января. Вот даже сейчас они могут, в принципе, задержать за несанкционированную акцию у "Макдоналдса".
– В связи с требованием признать ФБК экстремистской организацией и разгоном "Открытой России" ходит много слухов, что оппозиционное движение в России, можно сказать, закончилось перед выборами в Госдуму.
– Давайте так. Оппозиция в европейском смысле этого слова – это организованная влиятельная политическая сила с представительствами и возможностью влиять на что-то. В России давно настоящая оппозиция вытеснена за рамки системы, и, по сути, мы говорим сейчас не про оппозицию, а просто про отдельных людей, которых можно диссидентами назвать, можно политиками назвать.
Поэтому надо понимать, что оппозиция – это в основном, грубо говоря, какой-то набор людей оппозиционных взглядов, которые по влиянию не сильно отличаются от диссидентского движения в советские времена.
Очевидно, что [дана] команда "никого не пускать", очевидно, что они готовы уже даже тетю в заложники брать. Здесь не сработало – совсем липовое, абсурдное дело, но будут что-то еще искать. Поэтому это же ведь не закончилось.